Мы пересекли двор, тоже вполне симпатичный, первый этаж, сказал я. Повернул ключ в замке, в замке своей двери. Слегка утопленной в стене холла. Я отпер, включил свет, пошел открыл ставни, нажал еще несколько выключателей, чтобы стало светлее. Затем обернулся к Одри и спросил, не хочет ли она чего-нибудь выпить. Одри стояла посреди комнаты гостиной и кухни одновременно, - и я сказал ей: стой, дай я на тебя посмотрю. И посмотрел.
Передо мной была молодая женщина с каштановыми волосами, красивыми серо-зелеными глазами, и тут впервые я заметил ее нос, не такой правильный, как казалось, из тех носов, что называются одухотворенными, хотя в действительности они прежде всего чувственные, по крайней мере, в данном случае это бросалось в глаза, и я даже забыл про ее рот - в том смысле, что между глазами и ртом обнаружил еще и нос, - короче, лицо этой женщины, даже если не обращать внимания на обворожительный овал, имело три влекущих точки, которые, хотя и находились в гармонии, поочередно оттягивали на себя взгляд, сбивали его с толку, вынуждали сосредоточиться на чем-то одном, мешая охватить образ в целом. Красота ее требовала от вас работы или, по меньшей мере, времени, не допускала простого созерцания, взгляд не ложился на ее лицо, а всякий раз тянулся к нему, как рука, обнаруживающая в миг прикосновения, что ее самой не существует.
Что до остального, то Одри была в джинсах и красной кожаной куртке, тонкая, высокая - мне показалось, самая высокая из всех женщин, с кем я был знаком, наверное, метр семьдесят пять или около, и, кстати, выше Симона. Он, мало того что невысок ростом, констатировал я, так еще ничем, кроме зверей, не интересуется, походя обзавелся семьей, двумя, между прочим, детьми от этой женщины, на что, разумеется, имеет право, именно право и только. Итак, Одри была здесь, садись, сказал я, что ты хочешь выпить?
Она хотела воды, я налил ей стакан из-под крана на кухне, обогнул бар, она сидела на диване, который я купил три месяца назад, купил наспех, особенно не выбирая, потому что после разрыва с Клеманс спешил обосноваться один, все равно в какой обстановке, лучше даже без обстановки вовсе, но когда где-то живешь, поневоле обзаводишься мебелью. Короче, квартира моя была ни на что не похожа, хотя, впрочем, в данную минуту диван выглядел не так уж скверно: женская рука на подлокотнике, скрещенные женские ножки, складки обивки, расходящиеся веером из-под бедер, - да, собственно, и старое кожаное кресло напротив, изодранное незнакомым мне котом, тоже оказалось ничего, кресло, куда я сел сейчас лицом к ней и куда не садился еще ни разу, а потому обнаружил на спинке свитер и брюки, брошенные накануне, и еще, что сижу на рубашке, тут не убрано, сказал я.
Теперь, когда она пришла ко мне, я начал ощущать ответственность, потребность оберегать ее, заботиться о ее удобстве, но она ответила, что это не имеет значения. Тем лучше, сказал я, что будем делать?
Я не хотел ее прямо сейчас, был в этом смысле спокоен, но и выходить никуда тоже не тянуло, я предпочел бы остаться здесь, сидеть против нее и смотреть, что произойдет в этих четырех стенах между мной и женщиной, которая теперь слушалась меня во всем. Что захочешь, сказала она. Хорошо, ответил я, тогда пошли, и повел ее в спальню.
Она вошла, легла, я от нее ничего такого не требовал, хотя нет, на самом деле я именно этого и ждал, я лег рядом, обнял ее рукой за талию и развернул к себе, чтобы поцеловать, вполне подходящее занятие после любви. Во всяком случае, на первое время, потому что дальше все стало серьезнее, и нам пришлось раздеться, учитывая напряжение, которое рождалось между нами, затем мы долго шли к разрядке и только потом смогли, наконец, лежать бок о бок, неподвижно или почти, будоражило лишь искушение погладить друг друга и вялое желание этому искушению поддаться, мои пальцы описывали круги на выпуклости ее бедра, ее же пальцы норовили коснуться моего запястья, касались его, мы лежали с закрытыми глазами, словно собирались спать, но не спали. Мы дождались минуты, когда одному из нас захотелось встать, к моему удивлению, это оказался я, но я опередил ее всего на несколько секунд. Погода хорошая, сказал я, пойдем куда-нибудь, что-нибудь выпьем, можно и газету купить, а?
