Он выпил три бумажных стаканчика.
— Уф… Теперь мне лучше… Откуда, черт возьми, вы узнали, что я видел этого человека? — спросил он наконец, повернувшись ко мне спиной.
— Это не имеет значения.
— Не очаровательная ли малышка Энни сказала вам об этом?
— Не будем терять время. Идемте, вы все расскажете мне там.
Я толкнул дверь в свой кабинет и предложил ему пройти первым. По дороге я поймал его взгляд, в котором таилась неприкрытая злость. Губы у него были еще мокрыми, и со своими коротко подстриженными волосами он напоминал мне затравленного зверя, решившего дорого продать свою шкуру.
— Это дружеская беседа или официальный допрос? — усмехнулся он и сел.
— Сами увидите. А пока я должен предупредить вас, Зейфель, что вы можете оказаться в скверном положении.
— Не смешите меня, Кросс. Что это вам там наговорила обо мне Энни? Когда женщина в ярости…
Не отвечая, я устроился за своим столом и сменил пленку в диктофоне.
Он наклонился в мою сторону, удивленный и рассерженный.
— Что это значит?! — возмутился он. — Вы не имеете никакого права записывать мои слова! Вы не полицейский.
— В мои обязанности входит и проведение следствия, в процессе которого я имею право записывать полученные сведения. До сих пор никто еще не жаловался на меня. А вы возражаете?
— Естественно.
— Почему?
— Я не собираюсь делать официальных заявлений, которые потом будут меня обязывать. У меня и без вас был сегодня тяжелый день, да еще этот ужасный труп…
— Другими словами, вы отказываетесь говорить со мной без адвоката. А своим собственным адвокатом вы не можете быть?
Он немного побледнел.
— Я пришел сюда не для того, чтобы меня в чем-то обвиняли! И я должен вам сказать, что мне совсем не понравился тон, которым вы разговаривали со мной по телефону.
— Если вам доставит это удовольствие, можете вернуться к себе, и мы начнем все сначала. Я могу даже прислать вам приглашение на надушенной бумаге и с лилиями в правом верхнем углу.
Зейфель откинулся на спинку стула и прикрыл глаза.
— Хотелось бы мне знать, — медленно протянул он, — известно ли вам, что в Стэнфордском университете, перед войной, я был чемпионом в полутяжелом весе. И если бы вы не были другом Энни, я вбил бы ваши слова обратно вам в глотку. Кроме всего прочего, я вообще не обязан выполнять ваши указания.
— Если вы считаете себя другом Энн, то говорите о ней с большим уважением. Все друзья называют ее Энн, а не Энни.
Он сжал кулаки.
— Вы напрашиваетесь на неприятности, Кросс!
Я встал из-за стола и уставился на него тяжелым взглядом. Я готов был держать пари, что он блефует в своей наглости, а на самом деле дрожит от страха, что я могу разоблачить его.
— Если вы хотите драться со мной, Зейфель, приходите на следующей неделе в спортивный зал. Там вы сможете выбрать себе оружие. А сейчас у меня совсем другие, причем неотложные, дела.
И я включил диктофон.
— Остановите эту штуку! — пронзительно крикнул он и встал. — Я протестую против того, чтобы мои слова записывали!
— Потому что хотите иметь возможность потом от них отказаться? Что с вами происходит, Зейфель? Если вы будете продолжать в том же духе, я действительно поверю, что вы замешаны в эту историю.
— Я могу обвинить вас в диффамации! — продолжал кричать Зейфель. — Если вы только посмеете прокрутить эту пленку перед третьим лицом, я заставлю вас отвечать перед законом. Советую вам стереть все, что вы уже записали.
— В данный момент пленка крутится вхолостую, я еще не включил микрофон. А вот теперь включаю.
Я нажал на клавишу.
— Беседа между адвокатом Лоуренсом Зейфелем и Говардом Кроссом. Десятое мая, шестнадцать часов. Садитесь, пожалуйста, мистер Зейфель.
— Я протестую против записи моих заявлений, — громко сказал он и сел.
Урчание диктофона никак не способствовало разрядке сгустившейся атмосферы.
— Что вы сказали лейтенанту Клиту, мистер Зейфель?
— Ничего. Я только сказал ему, что хочу увидеть тело, как вы и просили меня сделать. Когда я пришел, он разговаривал с сотрудниками шерифа и, как мне показалось, был в плохом настроении.
— А вы опознали человека, тело которого лежало в морге?
Некоторое время Зейфель колебался, но потом сказал:
