- Пойдемте, - сказал он. - На воздухе лучше.
Они вышли, обошли дом справа. Здесь под деревянным навесом стоял еще один стол и несколько чурбаков. На столе стояли жестяная миска с огурцами и помидорами, выщербленная фаянсовая тарелка с крупно нарезанным хлебом, две эмалированные кружки и запотевшая бутылка водки. Хозяин откупорил бутылку, налил.
- За встречу, молодой человек. Вас зовут...
- Гоша.
- А меня - Иван Пантелеймонович. За встречу, Гоша.
Гоша опрокинул водку, зажмурился, понюхал хлеб. Хлеб оказался черствым. Он откусил хрустящий огурец, пожевал и спросил:
- А... за что вы их так... придурков?
- А как же? Когда у меня не было сигнализации и дистанционного управления огнем, они добирались сюда и сжигали все. Я отсиживался в лесу, а потом приходилось отстраиваться заново. Мне это быстро надоело. Теперь я не пускаю их ближе пятидесяти метров до рощи. Да вы не беспокойтесь - они не настоящие.
- Как не настоящие?
- Вы в компьютерные игры играли когда-нибудь? Ну вот, это что-то вроде. Муляжи. Куклы. Вы же видели, я начал стрелять, а они даже не залегли. Одно слово - придурки. Они идут сюда с идиотской периодичностью, по расписанию. Следующий сеанс - в среду, в это же время.
Он налил еще водки. Выпили.
- А откуда же они идут? - спросил Гоша.
Пороховницын пожал плечами.
- Они всегда приходят с одной стороны - там женский монастырь, я туда езжу иногда за хлебом. В монастыре их нет, так что откуда они берутся - не имею понятия. Поверьте, мне это не нравится совсем - убивать. Пусть даже не людей в полном смысле, но ведь выглядят они как люди. Но мне нравится жить здесь, и за эту жизнь я буду бороться! - Он стукнул кулаком по столу, лицо у него потемнело. - Да, буду бороться. Здесь я свободен. Понимаете? Я полностью свободен, я ни от кого не завишу, я никому не подчиняюсь, никто мне не указ. Я делаю что хочу. Понимаете? А они лезут, чтобы все разрушить, а меня - убить. Как я должен поступать, по вашему? Отдать им все на разор? Или уйти отсюда? А почему, собственно? Почему я должен переселяться? Понимаете? Мне хорошо именно здесь, в этом лесу, среди этих комаров, которые одни и составляют мне компанию. Мне хорошо здесь. Понимаете?
Он замолчал, налил водки, выпил.
- Почему? - спросил он сам себя. - Почему за свободу надо платить такую цену?
- И давно вы здесь живете?
- Восемь лет уж отпраздновал.
- И что, все восемь лет вы так и стреляете? И сколько же человек вы убили за восемь лет?
- Осуждаете, все-таки? - Пороховницын усмехнулся. - Я и сам себя осуждаю. Но иначе - не могу.
- А вы не пробовали с ними договориться?
Пороховницын посмотрел на Гошу долгим взглядом, потом задрал косоворотку и Гоша увидел на груди два старых шрама от пуль.
- Я кое-как выжил тогда. Больше попыток договориться я не предпринимал.
- Но вы хоть пытались выяснить - кто их посылает? Языка брали?
- Было дело, - хмуро ответил хозяин. - Только от него ничего не удалось добиться. Молчал, как партизан. По-моему, он ничего и не знал.
- Вы его...
- Да. А что было делать? Да! Не смотрите на меня так!
Он закрыл лицо ладонями, принялся раскачиваться. Потом резко убрал руки.
- Пойдемте!
- Куда?
- Пойдемте, я покажу вам их трупы, увидите сами, что это не люди.
- Да я вам верю, - мягко сказал Гоша.
- Верите... А почему же осуждаете? Я же вижу по вашим глазам...
- Да не осуждаю я, - Гоша махнул рукой, выпил водки. - Я не понимаю, вот что. Пусть это не люди. Пусть. Но ведь это не фашисты какие-нибудь, не монстры из "Дума"... Знаете что? Вы должны выяснить, кто их посылает и...
- И?
- Ну, не знаю, поговорить... Убедить...
- Это из Города, - с ненавистью сказал Пороховницын. - Это может быть только оттуда.
- Но ведь Город в другой стороне.
- Он везде. Он вокруг. И нет от него спасения.
Он разлил остатки водки, швырнул бутылку в кусты.
- Помогите мне, - попросил жалобно. - Помогите. Найдите - кто. Убедите. Я не могу. Если я уйду надолго, то возвращаться мне будет некуда. Они все сожгут и разрушат. Помогите.
- Хорошо, - сказал Гоша. - Я постараюсь. Обещать твердо не могу, но постараюсь.
