— Мне надо спросить, — проговорила Лушка, глядя перед собой. Марья вроде бы кивнула. — Важное, — сказала Лушка. — Совсем важное. — Марья кивнула снова. Хорошо, что она молчит. Но мне придется словами. Слова стоят у меня в горле. — Если я… что-нибудь ужасное. Совсем ужасное. И поняла только потом. И это ужасное — навсегда. Не изменить. И вот теперь жить. Не жить было легче. Но я и это поняла — что легче нельзя. Я не хочу легче. И вот я думала — снова, снова, снова… О том, что получилось. Умирала, оживала, умирала, оживала… И вдруг совсем недавно, несколько дней назад, вдруг — о другом… Снег летит, солнце, весна будет, еще какое-то… Не имеющее отношения. Предательство. Я предала свое ужасное. Как бы забыла. Нет, я не забыла, оно все время внутри. Но вот видишь — говорю, целыми днями смотрю на других… Посторонние впечатления. И чувства посторонние. Как мне к этому? Нет, подожди. Самое главное — я хочу, чтобы… в общем, чтобы мне отплатили. Я не хочу облегчения, не хочу никакого прощения, совсем не хочу… да это и вынести невозможно. Была вина — и с какой-то там минуты вины нет? Невозможно. Пусть наоборот. Пусть какой-нибудь Бог мне отплатит. И пусть сполна. Но я… Я перестаю думать об этом… о том, что совершилось… Я что-то забываю?.. — Марья все молчала. — Ты ничего не скажешь? — тихо спросила Лушка.
— Я пытаюсь не сказать пустого, — ответила Марья.
— Я могу подождать, — согласилась Лушка.
— Не в этом дело. Допустим, я выдам формулу, какой-то умный ответ, но у тебя-то какие основания этому верить?
— А нельзя — чтобы точно?
— Точно можешь только ты сама. Я не хочу кормить тебя рыбой.
— Это как?
— А это принцип: или давать человеку раз за разом готовую рыбу, или научить его рыбу ловить.
— Я думала, что ты…
— Не думай, что ты думаешь, когда думаешь… Думать — рождать мысль, а мысль — это уже ворота, в которые въезжает действие.
— При чем тут действие? Если ты не хочешь отвечать…
Внезапно Марья схватила Лушку за руку, нажала между большим и указательным пальцами — Лушка вскрикнула от резкой боли и, вырвав руку, смотрела на Марью, все больше бледнея и непримиримо заостряясь лицом.
— Ну, ну… — спокойно сказала Марья. — Это всего лишь основание для ответа на заданный вопрос. Когда успокоишься — скажешь, а пока помолчим.
Лушка, поколебавшись, снова пошла рядом. Они еще раз свершили путь от решетки до решетки.
— Ладно, — сказала Лушка. — Давай.
— Больно?
— Ну, больно.
— Как считаешь, ощущение и чувство — одно и то же?
— Ну… Слова разные, значит — и то, что в них, разное.
— Найдешь разницу?
— Ощущение — толще.
— Почему? Ты работай. Тут некуда спешить. Работай, работай, у тебя должно получиться.
— Значит, почему толще… Потому что грубее.
— Дальше, дальше. Сама спрашивай: почему? Лови рыбу!
— Почему грубее? Потому, что так воздействует… Нет?
— Когда я тебе нажала на руку, это было чувство или ощущение?
— Чувство. В глазах потемнело.
— От боли потемнело?
— Зачем? От возмущения. Провести бы приемчик…
— Не отвлекайся. Говоришь — возмущение. Оттого, что я взяла тебя за руку?
— Ничего себе взяла!
— Отвлекаешься. Все, не относящееся к делу, треп, а треп — проматывание наследства.
— Какого еще наследства?
— Жизни. Потопали дальше? Итак, ты возмутилась. Отчего?
— Неожиданно… Несправедливо.
— Причина несправедливости?
— А это уж ты скажи. Тебе так захотелось, а я при чем?
— Убедила, ставлю вопрос иначе. Если ты завтра утром скажешь мне доброе утро, а я в ответ назову тебя синявкой, я причиню тебе боль?
— Ну…
— Без трепа.
— Да.
— Одно боль и другое боль. Разница?
— Когда синявка — больно не телу, когда за руку — руке.
— Душевная боль, физическая боль. Одно — чувство, другое — ощущение. Ощущение присуще физическому телу. Тело есть материя и отзывается на прикосновение материи.
— А какое отношение это имеет…
— Не спеши. Я просто насаживаю на крючок червяка. Но чтобы сверх меры тебя не раздражать, попробую провести анализ сама. Ощущение — начало информации. Сигнал хозяину: сообщаю то-то, прими меры. И ты принимаешь: боль — отдергиваешь руку.
— Я говорила о другом.
— Не спеши. До того, о чем ты говорила, еще неблизко. Ощущение — середина между воздействием и противодействием. Я надавила — боль — ты отдернула руку и заодно меня нокаутировала. На физику отвечает физика — с одним уточнением: отвечает физика живого тела, а это немного другое, чем бильярд — один шар принимает движение другого. Ты сама назвала, что усилило в тебе боль: чувство несправедливости. Ощущение, будучи толще, породило то, что тоньше. Примитивная боль вызвала совсем не примитивное возмущение — возмущение несправедливостью, а не самой болью. Если бы я вытаскивала тебе занозу, ты боль перенесла бы и не возмущалась. Были супермены, что на пытке в харю плевали, а могли бы предать, чтобы избавиться от истязаний. Есть возражения? Можно дальше?