— Значит, у Комуса была наготове кукла для замены. Всемирно известную куклу постоянно описывали, фотографировали, публиковали ее изображения… Все было готово для подмены, но как же он ее осуществил? Как? Как?
— Вы уже повторяли это сорок два раза, — заметил сержант.
— Звонят колокола, — вздохнула Никки, — но для кого? Только не для нас.
И в самом деле, пока они сидели, время, которое Сенека[202] называл отцом правды, пересекло порог Рождества. Никки вздрогнула, ибо, когда эти благостные звуки послышались в ночном воздухе, из глаз Эллери заструился свет, озаривший его искаженные черты, свидетельствуя о мире, который приближает понимание. Откинув назад свою благородную голову, он засмеялся с весельем невинного младенца.
— Эй! — вскрикнул сержант Вели, изумленно глядя на него.
— Сынок… — начал инспектор Квин, поднимаясь с кресла, когда зазвонил телефон.
— Великолепно! — воскликнул Эллери. — Просто неподражаемо! Как Комусу удалось осуществить подмену, а? Никки…
— Из ниоткуда вызывает голос, — сказала Никки, передавая ему телефонную трубку, — и этот голос говорит, что он Комус. Почему бы вам не спросить его?
— Комус! — отшатнувшись, прошептал инспектор.
— Комус! — повторил ошеломленный сержант.
— Комус? — весело осведомился Эллери. — Как мило. Алло! Примите мои поздравления.
— Благодарю вас, — ответил в трубке знакомый негромкий и глубокий голос. — Я звоню вам, чтобы выразить признательность за дневное развлечение и пожелать веселых Святок.
— Насколько я понимаю, вы тоже предвкушаете веселое Рождество?
— Laeti triumphantes,[203] — подтвердил Комус.
— А сироты?
— Они имеют мои наилучшие пожелания. Но не буду вас задерживать, Эллери. Если вы взглянете на циновку у входной двери вашей квартиры, то найдете на ней, в соответствии с праздником, маленький подарок с поздравлениями от Комуса. Надеюсь, вы напомните обо мне инспектору Квину и адвокату Бондлингу?
Эллери, улыбаясь, положил трубку.
На циновке он обнаружил подлинную куклу дофина, целую и невредимую, за исключением одной презренной детали. Драгоценный камень из маленькой золотой короны исчез.
* * *
— Проблема была предельно простой, — говорил позже Эллери, жуя сандвич с пастромой. — Как и все великие иллюзии. Ценный предмет помещен для всеобщего обозрения в пространство, куда невозможно проникнуть; за ним неустанно наблюдает несколько дюжин надежных людей; к нему ни разу не прикоснулась ни человеческая рука, ни какой-либо предмет, но тем не менее, когда самый опасный период уже миновал, его заменяют на копию. Чудесно! Удивительно! Превосходит всякое воображение! А в действительности напрашивается легкое решение, как и в любом фокусе, если только игнорировать «чудеса» и придерживаться фактов. Однако «чудо» и было совершено с целью стать на пути у факта.
Какого именно факта? — продолжал Эллери, закусывая маринованным огурцом. — Того, что между моментом, когда куклу установили на помосте, и моментом, когда обнаружили кражу, никто и ничто к ней не прикасались. Следовательно, в этом промежутке кукла дофина не могла быть украдена. Отсюда неизбежно вытекает, что ее украли в другое время.
До упомянутого промежутка? Нет. В самом его начале я собственными руками поместил куклу в бархатную нишу, и, кроме меня, никто к ней не притрагивался — даже, как вы помните, лейтенант Фарбер. Значит, куклу украли после означенного периода.
Эллери взмахнул половинкой огурца.
— Кто же, — торжественно осведомился он, — тот единственный человек, который, помимо меня, прикасался к кукле после обнаружения кражи и до того, как лейтенант Фарбер сообщил, что бриллиант поддельный?
Инспектор и сержант обменялись недоуменными взглядами. Никки тоже выглядела озадаченной.
— Только мистер Бондлинг, — сказала она, — а он не в счет.
— Очень даже в счет, Никки, — возразил Эллери, протягивая руку за горчицей, — так как факты свидетельствуют, что куклу в этот промежуток украл он.
— Бондлинг?! — Инспектор побледнел.
— Не понимаю, — пожаловался сержант Вели.
— Вы ошибаетесь, Эллери, — сказала Никки. — Когда мистер Бондлинг снял куклу с помоста, кража уже произошла. Он держал лишь копию.
