И этой Валентине Петровне – «Форсайтов»?!
Спустя два с лишним года, увидев в списке курсовых работ тему «Семейная драма как отражение социальных конфликтов на материале романа Голсуорси «Сага о Форсайтах», Настя без колебания вписала свою фамилию. Так на тумбочке поселился Голсуорси на родном для автора языке, а рядом – на родном Настином.
«Очень перспективная тема, – одобрил руководитель, – может лечь в основу дипломной работы. Социальный аспект – это сейчас самое потенциальное направление…»
Преподаватель носил странную, не удобную в обиходе фамилию Присуха и седоватую эспаньолку, которая прежде была светло-русой, а к тому времени, как обладатель достиг ученой степени, поседела, отчего вид имела то ли выгоревший, то ли запыленный, как и негустая шевелюра, некогда бывшая буйной копной. Вообще при несуразной фамилии внешность доцент Присуха имел совершенно ординарную, если не считать эспаньолки: сероглазый, усталый, костюм носил тоже серый, а сорочку светлую, в частую полоску, и галстук тоже полосатый, но по диагонали, как шлагбаум. Кузнецова, похоже, студентка ответственная, если рискнула взять такую тему, думал руководитель, хотя откуда в ее возрасте понять трагедию Сомса?
Студентка Кузнецова, в свою очередь, слушала, как легко доцент Присуха говорит на языке книги, которую он, пожилой человек, просто не способен понять.
Договорились, что Настя займется библиографией, а встретятся они сразу после Нового года.
…Чтобы перестать думать о сегодняшнем вечере, она сосредоточилась на английском тексте: «…she behaved as if she didn’t care whether she broke her neck or not! What was it she said: “I don't care if I never get home?”».
Зинка чем-то шуршала и шелестела, потом крикнула: «Держи!», и Насте на одеяло упала половинка шоколадной плитки в разорванной фольге.
– Не знаю, чем тебя там угощали, только ты замороженная какая-то, – заметила Зинка. – Он чего себе думает?
Настя перечитала конец фразы: «…she said: “I don’t care if I never get home?”» – и только потом взглянула на подругу:
– Кто?
– Кто, кто… Дед Пихто! Сколько вы уже ходите, два года? А жениться он собирается?
«And I’m not altogether surprised…» – Кто не удивлен, этот Тимоти, или как его там?
– Мы еще ничего не решили, – сдержанно ответила Настя.
– Ну ты даешь, мать! Как дружить в одной кровати, так он решительный, а как расписаться по-людски, так «мы ничего не решили».
Настена откусила коричневый квадратик и прочла еще раз: «I don’t care if I never get home». Отложила книжку в сторону:
– Но ведь вы с Анатолием тоже не расписаны.
– Я последней дурой буду, если Толян мне не сделает предложение! – запальчиво крикнула Зинка. – Вот на Новый год и сделает, посмотришь. Он думает, – Зинка сощурилась, – я так и буду по абортариям мотаться? Так вот же и нет! Первый раз прощается, второй раз запрещается, а я уже три раза там ночевала – спасибо, хватит; четвертого раза не будет.
– А твои… знают уже?
– Родичи? Узнают, когда на свадьбу приглашу. Маманя в каждом письме пишет: «Смотри, Зинка, не гуляй». Будто сами они не гуляли, ёкэлэмэнэ… Надо знать, с кем можно гулять, а с кем нет. У нас в Днепропетровске была одна девчонка, так она начала ходить с одним. Он на шахте работал. Клевый такой парень, многим нравился, даже которым постарше. Способный; дали ему на шахте рекомендацию, чтоб в Москву ехать – поступать в институт. Стал он ходить на какие-то курсы. Он на курсы, а Галька вроде как не у дел, и встречаться почти перестали: то он угля дает – отличник производства, ёкэлэмэнэ, то в институт готовится… Хороший шоколад, скажи?
– Шоколад классный; дальше-то что?
Зинка аккуратно запеленала в фольгу остаток шоколадки и положила на тумбочку.
– Дальше было – вам, любознательные. Этот уже на работе отвальную устроил, и они там киряли; маманя его чемодан собирает. Галька к нему, а маманя на нее ноль внимания: «Сани дома нету». Галька туда, сюда… Кинулась в управление: так, мол, и так, ваш отличник производства… А там, как назло, одно бабье сидело. Видим, говорят, что отличник. Хихикают и нагло так смотрят на Гальку, а та из-за пуза даже босоножки свои не видит. И ведь знали все, сволочи, что он ходит с Галькой – и бабы эти, и маманя его. Зато уж и наслушалась она про девичью честь – на всю жизнь нахлебалась. Отличник производства покатил в Москву наукам обучаться, а Галька – в дальнюю станицу рожать, у ней там родня нашлась.
