Зинка любила говорить о том, как они с Толяном поженятся, о свадьбе – у них все было решено и ничего не могло измениться, и Насте казалось, что даже дежурная в общаге знала об этих планах и потому никогда не заглядывала в их комнату во время ежевечернего рейда.
– Ну вот, – Зинка облизала ложку, – теперь хоть жить можно, а то я жуть как наголодалась: ничего есть не могла. Ты что читаешь?
– Могу вслух, – улыбнулась Настена, – слушай.
«Рыбу унесли – чудесную дуврскую камбалу. И Билсон подала бутылку шампанского, закутанную вокруг горлышка белой салфеткой.
Сомс сказал:
– Шампанское сухое.
Подали отбивные котлеты, украшенные розовой гофрированной бумагой. Джун отказалась от них, и снова наступило молчание.
Сомс сказал:
– Советую тебе съесть котлету, Джун. Больше ничего не будет.
Но Джун снова отказалась, и котлеты унесли.
Ирэн спросила:
– Фил, вы слышали моего дрозда?
Босини ответил:
– Как же! Он теперь заливается по-весеннему. Я еще в сквере его слышал, когда шел сюда.
– Он такая прелесть!
– Прикажете салату, сэр?
Унесли и жареных цыплят.
Заговорил Сомс:
– Спаржа неважная. Босини, стаканчик хереса к сладкому? Джун, ты совсем ничего не пьешь!»
После паузы Зинка спросила с интересом:
– Что за книжка?
– Голсуорси. «Сага о Форсайтах».
– Ну и имена у них у всех – язык сломаешь! Я чего не поняла: он советует котлету съесть, а потом вдруг: «цыплят унесли». Выходит, и цыплята были?
Настя пожала плечами:
– Вообще не понимаю, зачем еды столько – и рыба, и котлеты, и цыплята? «Прикажете салату, сэр?»
– А вот здесь ты, мать, не права, – строго ответила Зинка. – Нормальный ужин, и подают по всем правилам: сперва рыбу, потом мясо.
– Зачем два раза мясо? Котлеты же были, в розовых бумажках.
– Котлеты мясные – свинина там или баранина, а…
– А цыплята что – фрукты? Цыплята тоже мясо.
– Цыплята – это птица, как мясо и не считаются, потому подают отдельно. Это нам шеф-повар объяснял. Вот на нашей свадьбе я тебе полный курс обеспечу: и рыбу, и мясо, и птицу.
Зинка погрузилась в свадебные мечты, а Настена вернулась в столовую к Сомсу, где, несмотря на безукоризненную, если верить Зинке, подачу блюд, никто едой не интересовался, что можно было бы простить влюбленному нахалу архитектору, но остальные-то? Джун, конечно, переживает: Ирэн, с собственным мужем под боком, строит глазки ее жениху, милое дело.
Настя почувствовала, что хочет есть. Зря отказалась от Зинкиного лечо. Невольно сравнила сегодняшнее застолье с форсайтовским и хмыкнула про себя: что-что, а «птица» – курица с рисом – была, и крылышко было вкусное, поджаристое. И салат вкусный. «Прикажете салату, сэр?»
На тумбочке лежал том Голсуорси из университетской библиотеки – на английском. Его-то и следовало читать для подготовки курсовой работы, но какой дурак будет ползать по словарю, чтобы понять, что они там едят (вернее, отказываются есть), если книжка есть на русском? Перед встречей с руководителем надо будет, конечно, прочесть по-английски главу-другую, тем более что там кто-то еще до Насти подчеркнул трудные слова и любезно написал на полях перевод, а то иди знай, что такое asparagus, десерт или рыба?
«Сага» на русском была точь-в-точь такая же, как та, что она увидела в школьной библиотеке: толстая, в зеленом переплете с обтерханными уголками. Из трех слов названия не вызывал сомнения только предлог. Открыла наугад, пролистала несколько страниц, наткнулась на непонятный тревожный диалог, а потом целую неделю ходила, как околдованная, боясь только, что книга вот-вот кончится. Она кончилась, но ничего другого читать долго не хотелось: «Сага» не отпускала. Когда Настена пришла ее сдавать, библиотекарша обрадовалась:
– Так быстро прочитала? Вот молодец, а то на эту книжку очередь – Валентина Петровна спрашивала.
Эта? – изумилась Настена, но изумилась про себя.
Валентина Петровна вела литературу. Почему эта вечно раздраженная женщина выбрала такое занятие, вместо того чтобы принимать посылки на почте или работать на том же шарикоподшипниковом заводе, где мать, Настя не понимала. Уроки у Валентины Петровны были такие, что все писатели странным образом походили друг на друга, как сами уроки, но Валентина Петровна славилась строгостью и «высокой требовательностью к учащимся», как она сама с гордостью об этом говорила. «Ты что, сдохла бы, если бы Пушкина немножко почитала?!» – дотошно вопрошала Валентина Петровна на уроке и ждала ответа. Благодаря ей появилось выражение «болотный контингент», куда школьная администрация заносила имена слабых и не очень слабых троечников, обреченных на поразительно похожие характеристики. Большинство этих выпускников, действительно, оседали «на болоте», благо работы здесь хватало. Настя поежилась: если б не хороший аттестат в сочетании с «исключительной усидчивостью», гнить бы ей сейчас в том же контингенте.
