И вот тогда за ней начнется настоящая охота. До тех пор она может отвоевать Иллирию, но в Идаволле ее позиции будут слабы: кому достанется власть в герцогстве, определяют узы крови, а не брака, и дворяне скорее посадят на трон кого-то из своих, нежели её. Когда же её тайна раскроется, она сможет взять под контроль оба государства, и Амброус никогда не допустит, чтобы в ее руках оставалось столь мощное оружие против его власти.
Оружие… Да, Амброус наверняка увидит это именно так. В этом он похож на своего отца. Похож больше, чем хотел бы признать.
Для них обоих люди – как вещи. Инструменты. Оружие. Амброус ненавидел этот поход. Он сам непредставимо страдал от того, что собственный отец считал его лишь средством укрепления своей власти.
Вот только именно эта ненависть и делала их похожими. Амброус страдал от того, что к нему относились как к вещи, - и именно это в его глазах давало ему право относиться так к другим. Нести дальше проклятье, порожденное когда-то Герцогом Леандром Идаволльским. Его безразличием, гордыней и жестокостью.
А что чувствовала сама Лейла? На этот вопрос она не знала ответа. Любовь и ненависть обрушивались друг на друга, как два рыцаря в турнирном поединке. Она не могла не любить кровь своей крови и плоть своей плоти – тем более теперь, когда она осталась последней из своей семьи. Она не могла не ненавидеть плод насилия – даже более отвратительного, чем обычное сексуальное насилие; плод насилия над самим своим разумом. Амброус тогда приказывал ей хотеть его. Сходить с ума от желания. Говорить, что он был ее мечтой, любовью всей ее жизни, и верить в это. Умолять его овладеть ею. И она подчинялась ему даже не как рабыня.
Как вещь. Собственность. Игрушка в его руках.
Любовь и ненависть сталкивались между собой, раскалывая на части ее разум. И спасение Лейла находила в работе. В упорном и тяжком труде королевы в изгнании. Она никогда не готовилась править самостоятельно: с детства ее готовили к тому, что править будет ее муж, а она лишь поддерживать его, помогать и вдохновлять. Но сейчас она погружалась в государственные дела с головой.
И то, что зрело в ней, было частью их. Она могла ненавидеть его или любить, но ее решения не зависели от этого. Это ее шанс контролировать Идаволл. Спасти несчастную землю от культа Владык и от чудовища, звавшегося ее мужем.
А также – лишний повод к ранней смерти. Как только скрывать это станет невозможно, за ней начнется охота. Десятки, сотни убийц будут стараться уничтожить ее и то, что она носит в себе.
Лейла не надеялась, что человек, убивший своего отца, остановится перед убийством своего ребенка.
От размышлений ее оторвал стук в дверь.
- Миледи, - поклонилась вошедшая служанка, из тех самых, проверенных, кому было доверено знать ее тайну.
- Проходи, - кивнула Лейла, - В чем дело?
- Вы велели мне сообщить вам, как только начнется очередной набег из Земель Порчи. На внешних рубежах дозорные видели пять «серафимов», летящих в сторону Елизарова Вала.
Называние этих существ «серафимами» резко не одобрялось Церковью, - и разумеется, такое название прижилось гораздо лучше, чем официальное. Твари Порчи имели мало общего с ангелами, скорее напоминая гибрид овода с летучей мышью. «Серафимами» их прозвали за то, что крыльев у них было аж три пары. К тому же, они могли исторгать воспламеняющуюся смесь, подобно жукам-бомбардирам, что, по мнению ученых из Университета, тоже было как-то связано с названием.
Впрочем, маркиза всерьез полагала, что и на каноничные изображения ангелов больше никогда не сможет смотреть спокойно. Ведь теперь она точно знала, что за ангельским ликом может скрываться настоящий дьявол во плоти. И это знание, эта память останется с ней до конца жизни.
- Наконец-то, - произнесла она, отгоняя мрачные мысли, - Мы долго этого ждали. Князь помнит наш уговор?
- Он говорит, что даст нам одну попытку, - ответила служанка, - Затем его люди откроют огонь.
- Больше нам не требуется, - уверенно сказала Лейла. Слишком уверенно. Слишком важно ей было убедить в этом саму себя.
Убедить себя, что ее надежда не развеется, как дым.
