— Ну, что же вы медлите? — страдальчески спрашивала она механиков, которые откапывали кабину.
А когда Корнев, словно контуженный, вылез из утробы самолета, Зина поняла, что мужа нет в живых.
И только теперь она поняла, кого потеряла. Словно яркий, идущий из глубин ее существа свет озарил короткую жизнь с Пучковым. Она вспомнила, как сразу же после знакомства он боялся выпустить ее руку, будто согревал ее, как радовался, когда она вернулась из Крыма, как сокрушался, когда она затевала скандал без всяких причин. И все, что проносилось сейчас в ее памяти, было горьким, посмертным укором ей. Это она, она сама погубила его... Он так волновался, всю ночь отвоевывая ее у Строгова, что забыл повернуть перед вылетом какой-нибудь рычажок... Он ведь так часто рассказывал, каким внимательным надо быть в авиации, а сам... Или с горя решил уйти из жизни?..
И, точно казня себя, будто в агонии, она все откидывала и откидывала песок, сдирая с пальцев длинные, наманикюренные ногти...
Замешательство, возникшее среди механиков после того, как Корнев в полной растерянности вылез из бомболюка, длилось всего несколько секунд.
Видя, как Зина одна отбрасывает песок, Корнев на руках вынес ее из ямы и поставил на это место троих механиков с лопатами. Четверо других откапывали кабину с другой стороны фюзеляжа.
Лопаты начали ударяться о металл. С песком и камнями начали выбрасывать и битый плексиглас... Еще минута, и будет открыт доступ к пострадавшим. Но Корнев, руководивший спасением, не радовался; как ни глядел он в кабину из бомбового люка (в броневой спинке кабины есть окошко, в которое подергиваются тросы), ничего там не видел, кроме песка, камней и обломков вдавленного внутрь плексигласа.
Противокапотажная рама — стальная дуга над головой летчика-инструктора, правда, была погнута незначительно, но Корнев сразу понял, что на этот раз она и не могла бы спасти. Самолет при посадке не просто скапотировал, но по инерции, после переворота через нос, скользил по земле, да так вспахал ее, что нос фюзеляжа увяз почти по крылья.
«Даже если грунт мягкий, — думал Корнев, — все равно их смяло. Но если в кабину вошел песок, их должно было прижать ко дну. Почему же их нет? Неужели выбросились с парашютом?»
Запыхавшись, к Игорю подбежал Громов. Он так и не смог поднять самолет домкратами, вязнувшими в песке. Лицо его было в пятнах, то бледных, то рдяных, как мак.
— Слушай!.. — сказал он глухо. — Князев предлагает зацепить трос за стабилизатор или за броневую стенку кабины. Вытащим самолет из земли. Грузовики помогут...
— Правильно!
Подъехал грузовик. С подножки соскочил майор Шагов. Увидев распахнутые настежь створки бомболюка, механиков, стоящих на высоко поднятом стабилизаторе, он скомандовал:
— Р-разойдись! Почему не ждете комиссии? По каким признакам теперь вести следствие? Разойдись!..
Народ лениво расступился, но через минуту сомкнулся.
— Формуляры арестованы? — спросил майор.
— Так точно... — подошел к нему Корнев.
— А механик?
— Он здесь...
— Арестовать! Где он? Дайте мне его...
Кто-то окликнул Громова. Тот подошел и остановился рядом с Корневым.
— Вы?! — изумленно спросил майор и, как бы не веря собственным глазам, повторил уже погасшим, сникшим голосом: — Вы?..
Старшина Громов виновато опустил голову. Майор Шагов с гневом спросил Корнева:
— А вы... вы контролировали машину механика перед вылетом?
Длинные руки «технаря»-работяги вытянулись по швам, но он молчал.
— Я не позволил ему копаться в своем самолете. У меня были для этого основания, — не поднимая головы, сказал Громов.
— А вы как на это реагировали, товарищ те-ех-ник? — Майор сделал нажим на последнем слове, будто хотел подчеркнуть, что перед ним так, с позволения сказать, техник...
— Я доложил Пучкову, а тот дал мне другое задание.
— Кто теперь проверит, давал вам Пучков такое задание или не давал? — вскипел майор. — Выкручиваться? Вы арестованы! Оба! Эй, Князев! — Майор кивнул самому великорослому механику, приехавшему сюда на мотоцикле, приказал ему: — Отведите арестованных в караульное...
«Неужели после нельзя было арестовать?» — подумал Корнев.
