— Поневоле, девушка... На реактивных истребителях не все генералы и полковники могут летать... Взлетит ваш пожилой орел, а на звуковом барьере из него труха посыплется...
— Нахалист! — Зина резко повернулась и пошла домой, довольная, что поняла намек болтливого водителя.
«Неужели и вправду Строгов будет начальником училища?» — подумала она, и сердце ее сладко заныло...
Майор Строгов не давал о себе никакой вести, но Зина узнала, что он бывает на аэродроме чуть не каждый день.
Вдали, с другой стороны аэродрома, возник небольшой палаточный городок, появились огромные контейнеры, из которых, как птицы из яиц, вылупливались ослепительно белые необычные самолеты.
«Реактивные, — обрадованно подумала Зина. — Наконец-то мой муж воспрянет духом. Ведь реактивные ему не придется ремонтировать, как «старушенции».
Палатки в городке росли, как грибы после теплого дождя. В дни, когда полетов не было и над аэродромом не висела туча, были видны тракторы, бульдозеры, огромные катки...
— Неужели все это связано с его приездом? — спрашивала себя Зина. Не успела она разузнать об этом, как Пучков сказал:
— Завтра, Зина, мы перелетаем на запасной аэродром.
— Надолго?
— Нет... но точно не знаю.
— И я с тобой?
— Нет, тылы остаются на месте.
«Слава богу», — с облегчением выдохнула Зина.
Утром эскадрилья улетела, а в полдень в саманный домик к Зине вошел Строгов.
— Сережа... Как это понять? Дела? — спросила она так мягко, словно заранее хотела оправдать его долгое отсутствие.
— Я боялся испортить все впечатление от нашей встречи. Правда, Зина, она получилась теплой? А кроме того — ты права: дела!
— Ах, Сергей, если ты так внимателен к каждой женщине, — горе твоей супруге...
Зина не льстила и не лгала. Ей действительно стало казаться, что если б она вышла за него замуж, те умерла бы от ревности.
Он пробыл всего десять минут и поспешил к машине, которая ждала его возле столовой.
Прошло три дня. Утром Зина встала так рано, как не поднималась уже несколько лет, и торопливо начала прихорашиваться. И как только на дальней стороне аэродрома завыли турбины реактивных самолетов, опрометью бросилась в поле. Найдя возвышенный пригорок у самой границы кукурузного поля, она в бинокль стала наблюдать за суетой еле различимых людей у нового палаточного городка. Люди бегали возле самолетов, однако взлетать никто и не думал. Но вот на бетонную полосу выкатился небольшой, с крыльями-ножами истребитель. Он долго бежал по дорожке, так долго, что сердце у Зины екнуло (взлетит ли?), и тут колеса оторвались от земли. Круто, почти свечой (так никогда не взлетали «старушенции») самолет устремился в светло-голубое утреннее небо. Несколько мгновений, и он исчез. Тщетно Зина искала его в бинокль: на голубом фоне остался только дымный след, похожий на перистые облака, окаймлявшие снизу небесный свод. Вскоре стало видно, что этот величественный, безграничный свод очерчен широким белым кольцом. Казалось, что в небе повесили дымный обруч. А самолета не было еще видно. И вот, откуда ни возьмись, он появился. Со свистом, как ракета, пронесся он над аэродромом — и вдруг опять устремился ввысь, снизился... Он исчезал и вновь появлялся из глуби неба, шум и свист то нарастал до рева, то исчезал вовсе, и тогда было слышно, как за ее спиной шелестит ветер тяжелыми листьями кукурузы. Всякий раз, когда самолет носом вниз приближался к бетонной полосе, сердце Зины сжималось и будто кто невидимый давил грудь. Но каждый раз летчик с ловкостью виртуоза выходил из пикирования, и тогда дышалось легко и свободно, и хотелось стать птицей, устремиться за ним. Но вот бурный, беспрерывный каскад взлетов прекратился, и Зина — о боже! — увидела в небе свое имя, написанное гигантскими дымными буквами.
— Зина, — прочитала она и повторила: — О боже!
Буквы расплывались, растаскивались ветром по бокам небесного свода и ввысь. Зина изумленно смотрела на них, и ей казалось, что и она сама уносится в глубину вселенной, к звездам. Это длилось минут пять. А Зине казалось, что целую вечность прожила она в восторге от своего счастья...
С тех пор, как она себя помнила, она жила возле этого аэродрома. Тысячи курсантов и летчиков влюблялись в местных девушек и женщин, но разве имя хоть одной из них возносилось над землей, как ее имя?
