— И академию окончил! — удивленно, будто впервые увидя академический значок, воскликнула Зина, нежно коснувшись лацкана его пиджака. — Наверное, и жена у тебя образованная.
— Даже слишком! — с горечью выронил Строгое.
— А я, Сережа, необразованная осталась, — с сожалением подчеркнула она всю разницу между ним, офицером с академическим образованием, и собой.
— Образованных много, а любящей не найдешь, — задумчиво произнес Строгов и выпил не чокаясь...
— Все вы так говорите... А женитесь на образованных... Мой муж, правда, не упрекает меня, но считает, что не учиться и не работать — безнравственно.
— Предрассудки! — Строгов налил себе вина, — Неужели летчик, просидевший ночь в самолете где-нибудь в пустыне, в тундре, в степи, не вправе, кроме казенного кошта, иметь еще и семейный уют?! А если жена на работе даже по вечерам, если дети без ее присмотра, о каком уюте может идти речь? — Он сказал это выстраданно, даже озлобленно, и его рука потянулась опять к рюмке.
Зина отодвинула ее. А когда пальцы Строгова обхватили стеклянную ножку рюмки и потянули к себе, Зина так сжала его руку выше запястья, что он уступил и вспомнил те дни, когда они, как два схватившихся насмерть барса, валялись на траве.
— Я чую: тяжко у тебя на душе... Чем же я могу помочь тебе?..
«Сколько лет я не слышал таких слов!» — подумал Строгов и повеселел.
Выходя из зала, Зина снова заметила, какими взглядами женщины, сидевшие за столиками, провожают Строгова. «Ну зачем природа так много отвалила одному?» — подумала опять Зина.
Через два дня она вернулась домой. Муж, лежа в постели, обнял и поцеловал ее. Она отвернулась и невольно сжалась в комок: все существо ее принадлежало другому...
Расставаясь с ней, Строгов сказал, что скоро постарается увидеть ее, но где и когда именно не уточнил, а спросить Зина постеснялась.
Все эти дни она жила в ожидании и страхе: а что если он заявится сразу на квартиру, когда муж будет дома? Что тогда станется с бедным Пучковым?
В субботу они действительно увиделись, но совсем не так, как хотелось бы Зине. Строгов приехал на аэродром вовсе не к ней, а по своим делам. Он увидел ее, когда она выходила из душа, что соорудил Громов позади мазанок, на задворках. Строгов даже не подошел к ней: не то пощадил ее женскую стыдливость (Зина выглядела как русалка: волосы ее были распущены по яркому халату), не то ему было не до нее. Скорее всего — последнее.
Зина подняла в знак тайного приветствия руку, поиграла пальчиками. Строгов, а за ним и офицеры скрылись за тесовой стеной душа.
У аллеи пирамидальных тополей (год назад Громов приказал рассадить их по шнуру) Зина остановилась.
Из-за тесовой перегородки виднелась только фуражка Строгова и половина его лица. Но вот над головой вскинулась и его рука и, открыв кран, поиграла пальцами под струями воды. Видимо, Строгов хотел определить, тепла ли вода. Как только его рука опустилась, к дождю еле дотянулась другая, более короткая. Судя по тому, что Строгов и два подполковника вышли, это была рука майора Шагова.
Едва увидев офицеров, выходящих из душа, Зина резко отвернулась и быстро пошла домой. У своего саманного домика она невольно обернулась. На шаг впереди офицеров к стоянке самолетов шел Строгов.
В походке, в движениях рук, в гордой посадке головы чувствовался не просто летчик, но и хозяин аэродрома. Майор Шагов, маленький и коротконогий, бежал за ним вприпрыжку.
Зина улыбнулась.
И вдруг, как выстрел, мелькнула мысль: «А ведь он обманщик!.. Не может быть, чтобы он, теперь уже майор, приехал в училище на старую должность. Да и сопровождают его подполковники. Тут что-то не то!»
В лагере было не принято удовлетворять женскую любознательность; на все, что касалось служебных дел, офицеры отвечали односложно: «Не знаю». И Зина ничего не узнала от офицеров. Но ей сказали, что «главный майор» и подполковники приехали на «Победе», которая стоит у столовой. Шофер-то уж наверняка знает, кого он возит.
Молодцеватый, с пилоткой набекрень, шофер сказал ей:
— Это, девушка, наш новый батя...
— Ба-а-тя? — дивилась Зина. — Разве может майор быть батей и для полковников?
