Осмотрев шеренгу, Громов напомнил обязанности военнослужащих в городском отпуске, роздал увольнительные записки и распустил строй.
Сержанты разбились на кучки и чуть не бегом подались к тракту. Далеко ли до города: «проголосуешь»; попутной машине и через полчаса уже там.
Громов посмотрел им вслед и, задумавшись, пошел вдоль палаток.
— Дежурный! — окликнул он сержанта Еремина. — Произведите уборку.
— Слушаюсь! — козырнул Еремин.
Все в лагере было в идеальном, как Громов любил выражаться, порядке, но это сейчас ничего не значило.
Пусть наряд работает, пусть генерал видит, что старшина требователен.
— Быстрее! — с досадой бросил Громов. Он был недоволен, что генерал не стал осматривать расположение эскадрильи и ни слова не сказал о пользе строевых занятий с очевидным нестроевиком...
Громов был не из тех, кто предпочитает не показываться начальству на глаза, и пошел в столовую, ища встречи с генералом.
Он увидел Тальянова не в столовой, а в военторговском буфете. Сидя за столиком, генерал прихлебывал с ложечки чай, а сынишка держал в руках стакан пива. Пена сползала на новенькую клеенку.
— Товарищ генерал, извините, но ведь пиво детям вредно. В нем есть алкоголь, — сказал Громов.
— Просит, что ж поделаешь... Стало быть, организм требует. А организм, знаете, самый лучший доктор. Не потому ли дети грызут уголь, мел? Присаживайтесь, старшина.
Громов принял предложение с великой радостью, но, присев, почувствовал гнетущую неловкость. Он не знал, что ответить генералу. Возражать ему Громов, конечно, не мог, но и согласиться с тем, что в пиве мало вреда, значило бы показать, что он некрепок в своих взглядах не только на пиво, а может быть, и на запретную водку.
— Так-то оно так, но ведь бывают от пива случаи и расстройства кишок... — с трудом выдавил из себя Громов.
— Желудка, — поправил генерал.
— Виноват, товарищ генерал, вы абсолютно правы...
Беседы не получилось. Генерал вскоре стал расплачиваться с буфетчицей.
Громову стало досадно, что он так и не смог вызвать чем-нибудь одобрение начальника училища и, когда тот расплатился, спросил:
— Разрешите исполнять обязанности?
— Найдите Князева и давайте сходим к заброшенным домам.
— Слушаюсь! — с радостью воскликнул Громов, довольный, что хоть этим может быть полезен генералу.
Заброшенные дома — это мазанки, построенные в войну, когда летное училище раз в двадцать было многолюдней нынешнего. Теперь мазанки совсем пришли в негодность. Их крыши протекали, штукатурка оползла, обнажив саманные каркасы. В этих домиках давно уже никто не жил. Только один из них — крайний, называемый на аэродроме санчастью (там дежурил фельдшер), выглядел совсем молодцевато. Крыша из гофрированного дюраля, подоконники выкрашены эмалью под цвет самолетов, стены белые,
Старшина Князев подошел к начальнику училища, когда тот стоял у санчасти.
Генерал спросил у Князева, за какой срок можно изготовить саман, если бы КЭЧ{2} захотела восстановить этот «доисторический городок». Громову стало обидно, что начальник обратился не к нему, старшине, который знает это лучше, а к механику. Но обида прошла сразу же, как только генерал попросил устроить его с сынишкой на ночлег.
— У меня для вас, товарищ генерал, готова отдельная палатка с пологами, — сказал он с радостью. — Никакая цикада не залезет.
Через полчаса Громов вернулся в расположение эскадрильи. Сержант Еремин орудовал там метлой, кто-то бренчал на балалайке и басил заунывно, а чей-то молодой голос, стараясь пересилить бас, тянул мелодию на невероятно высокой ноте.
— Хорошо поете! — весело воскликнул старшина. — Продолжайте!..
Но голоса, как нарочно, смолкли.
Громов насупился, недовольный. Вскоре из палатки выскочил младший сержант в начищенных до блеска сапогах.
— Комаристов к увольнению готов! — доложил он, форсисто прищелкнул каблуками и панибратски (как показалось старшине) улыбнулся.
Гримаса неудовольствия пробежала по лицу Громова.
— Почему опоздали?
— Пучков на стоянке задержал. Разве вам не передавали?
— В увольнение не пойдете.
— Как так? — испугался Комаристов.
— Надо было явиться вовремя, — произнес Громов и быстро пошел вперед, давая этим понять, что разговор окончен.
