Рита вошла и увидела, куда я смотрю. Ей всякий раз есть что сказать о клиентке (в свое время побывала в их шкуре). Но никогда раньше я такого не делал — никогда не смотрел на них в окно. Она это отметила, голову даю на отсечение. Она хороший детектив, ничего не упустит. Потом, меньше недели спустя, сказала мне: «Что-то на тебя нашло, Джордж».
Когда она застала меня у окна, я повернулся к ней и сказал, точно оправдываясь: «Красиво. Хороший день».
«Для кого-то — может быть», — отозвалась она.
Принесла кофе. Поставила и невинно кивнула словно бы в сторону третьего лица, еще находящегося в комнате.
«Думаю, не для нее».
Солнце вспышками выхватывает замерзший огонь. Рябина, пираканта, плющ во всем их багрянце. Край, где кругом полная гарантия, где ничто не должно нарушать спокойствия.
Рита, тебе работенка.
А то и вовсе никакой работы. Я, может, никогда бы ее больше не увидел, никогда бы не узнал всю историю и не стал бы ее частью, если бы не маленькая моя персональная страсть (и вдруг открывшийся талант). Не только острый глаз и тонкий нюх — еще и разборчивый вкус. Я неплохо готовлю. Даже самому себе.
Супермаркет вечером следующего дня. В пятницу. Совпадения, конечно, бывают. Но я только наполовину в них верю. Я детектив. Мы видим то, что готовы видеть.
Она была там. Я огибал полки с продуктами. Она стояла в проходе. Я сделал шаг назад. Она держала банку и читала наклейку — казалось, бесцельно, точно задержалась у стеллажа в книжном магазине.
Взглянул и отступил за полки. Нужды в этом не было никакой, но что делать — привычка. Профессиональный рефлекс. И что-то к тому же в нем всегда есть — в этом моменте, который ты можешь продлить. Ты видишь, а тебя нет. Странное побуждение взять под охрану.
Ха! Магазинный детектив. (Кстати, мог в своё время им стать.) Как будто она способна была вдруг сунуть эту банку в карман. А что, почему нет? Женщины в кашемировых куртках иногда вытворяют страннейшие вещи. Бесцельно расхаживают как во сне, а потом хвать что-то с полки. А когда наступает неприятная минута, оправдываются тем, что муж, мол, меня больше не любит.
Мадам, пройдемте-ка.
Но мне кажется, я понял, глядя из-за угла, каково ей сейчас. Что ты делаешь, когда твой муж встречается с кем-то еще? Когда жизнь течет своим чередом, но омывает этот новый и не особенно даже скрытый факт. Ты идешь, останавливаешься у отдела деликатесов и смотришь на коробки и банки как на запретные плоды.
Мне кажется, я понял. Готовка. Для нее тоже это много значило — важное занятие, страсть. Раньше, может быть, ее жизнь была бесконечным пиршеством. Я понял это, хотя в моей жизни ничего такого не было. Званые обеды, хлопанье пробок. Яркий свет окон из-за ветвей.
Но что ты делаешь, когда все это рушится? Есть-то все равно надо. (И это хорошо известный заменитель.) Причем не только самой, но и его кормить. И ты продолжаешь готовить. Готовишь даже усердней прежнего, потому что — а вдруг? — цепляешься за слабенькую, жалкую надежду, что этим приманишь его обратно.
«Наверняка, — говорят они себе (но Рита не могла себя так утешать), — наверняка она не умеет так готовить…»
Я шагнул вперед (смотришь, ждешь, вмешиваешься). Решающее совпадение. Она приходила ко мне, но могла еще все отменить. А теперь уже не отменит.
К тому же ты чувствуешь момент, когда открывается дверь. Входишь в чью-то жизнь.
Я сказал: «Неплохая штука — тапенад[2] с красным перцем».
Она подскочила — не в последнюю очередь, думаю, из-за французского словечка. Тапенад. От меня-то. (Но я умею по-французски, как же: ресторан, рандеву, парле-ву.)
Мы все, считается, должны сидеть по особым клеточкам — пациент не сталкивается со своим врачом на улице. А я так и вообще должен быть мистером Невидимкой — смотреть в оба, но не показываться.
«Покупаю продукты, — сказал я. — Тоже кулинар».
Она пялилась на меня, все еще держа банку, — вид был отчасти такой, точно держит камень. Но у меня, наверно, было правильное выражение лица, я задел, похоже, какую-то струнку. Детектив-кулинар. Не такой уж зловещий тип. Может быть, и вся эта затея — не такой уж идиотизм?..
