У него была не одна причина выглядеть испуганным.
«Когда ты шел в магазин, тебе никто не попался навстречу?»
«Никто».
«Ли Дайсон, к примеру».
«Нет».
«Жаль-жаль».
«А что?»
«А то, что, если ты не видел Дайсона, ты главный подозреваемый».
«Я пришел после. Та женщина…»
«Миссис Патель? Да, так она сказала. Но, может, она спутала. Она ведь думала, что муж умирает. Еще неизвестно, выживет ли. А может быть, она тебя испугалась?»
«Меня?»
«Тебя. Разве не так было задумано? Пугнуть их. Старый прием. Посмотреть, как далеко можно зайти. Ты, Дайсон и вся компания. Решили: пугнем слегка — и будут как шелковые. А сейчас, Кенни, у тебя у самого что-то испуганный вид».
«Иди в задницу».
«Нет, сам бы ты Ранджиту Пателю кровь пускать не стал. В одиночку — вряд ли. Но ты был там, когда это сделал Дайсон. Очень даже допускаю. И ты вляпался. Ушел. Но потом вернулся обратно. Хитро — да не слишком. Думал замести следы: вот он я, только явился, знать ничего не знаю…»
«Не так было…»
«А как? Как было, Кенни? Что ты хочешь сказать? Что сам это сделал?»
«А ну тебя к дьяволу».
«Кто же тогда? Если не ты — почему вид такой испуганный?»
«А ну тебя».
Комнаты для допросов. Серые коробки. Но бывает, что превращаются в лесные прогалины. И тогда в ход идут когти, зубы. Магнитофон включен на запись, сидит детектив-констебль, но это дела не меняет.
«К твоему сведению, у нас здесь и Дайсон. Только что взяли. Прихватили по дороге».
Пристально смотришь им в глаза.
«Но… держать вас будем раздельно».
«Иди в задницу».
«Боишься Дайсона? Правильно делаешь. Страшный он человек. Я и сам бы боялся, не будь я полицейским. У тебя есть шанс, Кенни. Пока вы тут оба. Ты его или он тебя. Одному гулять, другому сидеть».
Вот что я ему сказал. При магнитофоне.
«Ведь он, он это сделал. А ты там был и видел».
«Нет».
«Ты был с ним».
«Иди в задницу».
«Ладно, хорошо. Тебя с ним не было. Допустим. Но вот тебе другая версия — скажешь, лучше она или хуже. Да, ты пошел за пивом и сигаретами. Ничего плохого не хотел сделать и не сделал. Просто решил купить пива и сигарет. Но повстречал в этом проулке Дайсона. Несчастливая случайность — или счастливая, как посмотреть. Он был здорово на взводе, и деться тебе от него было некуда, верно? А ему — от тебя. Вы двое, больше никого. Он тебя останавливает и рассказывает, что сделал. Из него через край бьет. Могу поспорить даже, что он помахал перед тобой ножом. Он же псих — правда, Кенни? Совсем чокнутый, гад. И говорит тебе, что ты его не видел. Не видел и знать ничего не знаешь. Сказал — и пошел, и нет его.
И теперь у тебя был выбор — так, Кенни? Серьезный выбор. Самое простое — самому исчезнуть. Но ты сообразил, умно сообразил, что если повернуть назад и про это узнают, то ты сообщник. И ты двинул дальше. Двинул, чтобы себя обезопасить, но не только для этого — будем надеяться. Хорошо, Дайсона закладывать ты не хотел, но ты пошел туда по другой причине. В двух шагах — истекающий кровью человек. Может быть, еще живой. Ты правильно поступил, Кенни. Не смылся. Ты не из таких. Повел себя как сознательный гражданин. Это тебе зачтется. Не жди юриста, Кенни. Юристы иногда приходят очень нескоро…»
Я смотрел ему в глаза. Понятно бывает. Знаешь с вероятностью девяносто пять процентов. Иной раз это совсем не похоже на допрос. Это — поместить себя туда, в ситуацию. Как будто я стоял там все время, в этом проулке, стоял и наблюдал.
«Неплохо звучит? Ты ничего пока не сказал. Хочешь — так и оформим. Будут твои показания, подпишешь. И могу поспорить. Если не надумаешь ничего лучшего и Дайсон узнает, что ты был в магазине, он тобой прикроется, будь уверен».
Комнаты для допросов. Бывает, становятся как другой мир. Я встал, повернулся спиной, руки в карманах, разглядываю стену. Как учитель, когда класс пишет контрольную. Но сердце, помню, стучало, мерило тишину. Первые часы после задержания. Дайсон — наконец-то.
Если смотришь в сторону, они скорей колются. Но тишина тянулась. Кенни усиленно мозговал.
Наконец я сказал:
«Ладно, я пошел к Дайсону».
«Погодите», — сказал Кенни.
