«Она… Она… дока по части интерьерного дизайна. — Невольно обвела взглядом комнату, как нередко делала. — Мы думаем затеять совместный бизнес… в смысле, дизайнерский. Стать партнершами…»
Ей самой сделалось смешно. Я тоже засмеялся.
Я подумал: все довольно просто. Твоя великая любовь — Искусство. Большие картины в рамах. Но ты готова согласиться на интерьерный дизайн: вот теперь какая она, твоя великая любовь.
Может быть, она прочла мои мысли. Опустила глаза в тарелку.
Все эти годы, думал я, все эти годы скрывала. А теперь пара секунд — и сказано. Не в том, значит, дело, что я был полицейским, — хотя она, конечно, не была от этого в восторге.
А потом я с каким-то вороватым, виноватым возбуждением подумал про Элен и ту, другую в постели. Клэр. Примерно так же, видимо, Элен думала в свое время про меня и Рейчел, как мы лежим вместе.
«Объедение», — сказала она. В смысле, моя курица «марсала».
Я должен ей рассказать, подумал я, должен ей рассказать про нас с Рейчел.
Но, может быть, она перестанет теперь ко мне ездить. Теперь, когда я узнал. Может быть, вокруг этого все и крутилось — все ее приходы. Не в готовке моей было дело и не в том, как я справляюсь один.
Но нет, не перестала. Со временем я даже с Клэр познакомился.
Правда, с того вечера она стала более прямо и настырно, бесцеремонно как-то даже, чтоб ее, закидывать удочку насчет кого-нибудь еще, кого-нибудь помимо нее.
Курсы кулинарии по выходным. Это она меня подбила. У меня настоящий талант, неужели я не понимаю? Погребенный под двадцатью четырьмя годами в полиции. Пора выпустить его на волю.
Впрочем, меня не надо было особенно подбивать, я сам хотел. Новое мое «я», неожиданное, кухонное.
«Как оно там было?» — спросила она.
«Замечательно. Куча рецептов».
«Больше ничего замечательного?»
Я не стал разыгрывать дурачка.
«Я был там как петух в курятнике, если ты об этом… Они все пришли в восторг от моей выпечки».
Но только после того, как я подался в частные детективы (на что она не подбивала меня вовсе), жизнь оставила позади ее поддразнивающие мыслишки.
Думаю, она была за меня рада. И думаю даже — как все повернулось! — кто из нас кого шокировал? Надо же, каков папочка. Нашел не просто другую «женщину в своей жизни», а неиссякаемый кладезь. Так, по крайней мере, могло показаться. Но моя жизнь — моя жизнь, как ее — ее. Баш на баш, и если начистоту (а она бы почувствовала, если бы папа стал пудрить ей мозги), я спал с клиентками. Да, случилось пару-тройку раз. Трудно было без этого обойтись. Спал, нарушая все профессиональные нормы. Но разве я только теперь стал нарушителем? Горбатого…
Испорчен, насквозь испорчен.
Думаю, она не знала, как к этому отнестись, и ей было немножко за меня стыдно. А помнишь, Элен, как ты была мятежницей? Как с тобой не было сладу? Но еще ей, думаю, было занятно. Она, оказывается, не знала раньше (как и я) этого человека, этого… бабника, так выходит. Была, наверно, слегка огорошена, но в целом, думаю, нашла поворот комичным. Таким он, наверно, в целом и был.
Может быть, и вообще жизнь, по большому счету, комедия. Вопреки всему этому их подростковому трагизму. Вопреки всему мраку, которым полны полицейские архивы.
«Это просто объедение».
Грациозно поднося вилку ко рту. Снова как женщина на свидании, как женщина, приглашенная мужчиной. Милые завлекающие слова, проба почвы. Но и не сказать, что лукавила, хваля. А я припомнил тяжкие месяцы, когда в свободное от полицейской службы время таскался по картинным галереям и пялился на полотна в поисках ключа, путеводной нити к собственной дочери.
Курица «марсала», а на десерт лимонный пирог. Бутылка вина. Мужчина и женщина за столом, освещенным свечами. Интерьерный дизайн. Не сбрасывайте это со счета — на что иначе цивилизация?
Окно выходит в темный сад, упрятанный позади дома. Мои последние дни в старом жилище. Рейчел, Элен, я. Я повернулся и показал на стекло: два наши лица в световом пятне.
«Караваджо», — сказал я.
