Что бы ни было причиной, но собаки начали приближаться.
Вы можете сказать, что ей достаточно было отступить назад, чтобы оказаться в доме. Но она, напротив, осталась сидеть до тех пор, пока все не кончилось. Если бы я была на улице в этот вечер, если бы я сидела на крыльце в добрых десяти футах от двери и ко мне подкрадывались двадцать пять рычащих собачек… не уверена, что я бы не застыла от страха.
Мне ничего не было слышно через закрытые окна, кроме порывов ветра. По ту сторону улицы в своей гостиной стояла Дженет Дональд с прижатой ко рту ладонью. Первая собака уже была у крыльца дома миссис О’Шейн. Женщина не шевелилась. Мне хотелось крикнуть ей: «Бегите прочь, скорее в дом!». Все кругом застыло, только белые маленькие собачки постепенно приближались к миссис О’Шейн.
Вдруг к ним выбежала Элизабет. Она остановилась посреди двора, на секунду заколебавшись, как будто пыталась принять окончательное решение, а потом пошла по дорожке к дому. Собаки расступились перед ней, как море перед Моисеем, и вновь сомкнули ряды за ее спиной.
Трудно было разглядеть все подробности из моей гостиной. Дом миссис О’Шейн, скрытый деревьями, находился четырьмя дворами ниже по ту сторону улицы. Но я видела, как Элизабет подошла к ней и, скорее всего, заговорила. Единственное, что мне удалось разглядеть после этого, — как Элизабет взяла ее за руку и повела к двери. Они перекинулись парой фраз, а потом миссис О’Шейн зашла в дом.
Когда Элизабет спустилась с крыльца, собаки снова расступились перед ней. Я смотрела, как она идет вверх по улице. Как раз, когда она прошла мимо моего дома, собаки, наблюдавшие за ней, вскочили на ноги, и все, как одна, повернулись и побежали прочь.
На следующее утро я встала рано, оделась, быстро позавтракала и пошла к Элизабет с твердым намерением выяснить, что значит все происходящее. Прежде всего, отчего пушистые маленькие собачки терроризируют Петерсона.
Когда дверь открылась, я не могла не заметить, какое бледное и осунувшееся лицо у Элизабет, как будто она поправлялась после долгой болезни. И, несмотря на то, что она, как всегда, была подтянута и опрятна, в уголках рта обозначились новые складки, а когда я, сидя за столом на кухне, смотрела, как она готовит кофе, то заметила, что ее пальцы то и дело барабанят по столу, а это было для нее совсем несвойственно.
После того, как она подала мне кофе, налила себе чашечку и села за стол напротив меня, я глубоко вздохнула и сказала:
— Я хочу знать, что происходит.
Элизабет добавила сливок в кофе из маленького сливочника в форме петушка.
— А вы как думаете?
— Откуда взялись эти собаки?
— Не все ли равно, откуда?
Я взглянула на нее. Тонкие черты лица, белая кожа, тщательно уложенные волосы и ухоженные руки, — она выглядела почти высокомерно, как если бы я спросила какую-то невероятную глупость. Я выпрямилась. Почему, собственно, нельзя спросить? Что плохого в желании соседей привести все в норму?
— Так дальше не может продолжаться. В самом деле, не может.
Я старалась говорить спокойно, но уверенно, как обычно разговаривала с упрямыми пациентами в полубессознательном состоянии в больнице.
— Не в моих привычках говорить за других, но, помилуйте, Элизабет, вчера вечером они чуть не искусали миссис О’Шейн.
Элизабет откинулась на спинку стула. Сеточка морщин в уголках глаз, казалось, немного разгладилась. Она приоткрыла рот, собираясь заговорить, но тут что-то за дверью привлекло ее внимание, и губы вновь сомкнулись. Она встала; движение было настолько резким, что ножки стула скрипнули по полу. Подойдя к кухонному окну над раковиной, она выглянула на задний двор.
— То, что я делаю, должно было произойти намного раньше, — она резко повернулась ко мне. — Вы говорите, что он был всего лишь псом. Видно, вы все так и считаете между собой. Да, он был всего лишь псом, но…, — она запнулась, и тень раздражения промелькнула по ее лицу. — Он научил меня настоящей любви, мужеству и преданности. Мне плевать, что говорят другие. Здесь нарушено равновесие между добром и злом.
Я ждала, пока она закончит. Было слышно, как над раковиной тикали часы, а ветки чахлого куста гортензии, что рос на заднем дворе, шумели под окном. Я постаралась, чтобы голос звучал как можно мягче, ну…так, на всякий случай.
