Вернулась Элизабет. Она переоделась в потертые голубые джинсы, старую фланелевую рубашку, надела рабочие ботинки и перчатки. Ее светлые с проседью волосы все еще были аккуратно собраны в пучок — так она обычно ходила на работу — и это резко контрастировало с поношенной одеждой. Веки у нее набрякли. Она принесла одеяло и расстелила его рядом с Сибоем. Зашла с другой стороны и присела на корточки. Положила руку на шею и на секунду задержала ее. Я чуть не расплакалась.
По дороге проехала машина, посигналив кому-то, как будто ничего не случилось. Элизабет ссутулилась, но тут же выпрямилась; никогда я еще не видела ее такой растерянной. Она подсунула руки под тело Сибоя, переложила его на одеяло и потащила во двор.
Я догадывалась, что она тяготится моим присутствием. Это было что-то личное, а она вообще была независимым человеком. Но мне была нестерпима мысль о том, что она останется одна. Я взялась за другой конец одеяла и пошла за ней.
Два часа мы копали яму, в которой похоронили Сибоя. Элизабет выбрала место в самом дальнем углу двора, под огромным старым платаном. Когда все было кончено, уже стояла кромешная тьма. Мои пальцы одеревенели от того, что пришлось долго держать в руках фонарик, а лицо совсем заледенело.
— Зайдем в дом, — предложила Элизабет, выпрямившись и отряхнув землю с джинсов. — Я приготовлю кофе.
До чего же уютно было на кухне с полками из светлого дуба, красными столешницами и выложенным плитками полом. Тепло начало разливаться по телу. Дневные события казались неправдоподобными и меркли перед обычными запахами свежесваренного кофе и лимонного средства для мытья посуды. Казалось, и Сибой сейчас придет и ляжет на свое место на голубом тканом коврике под раковиной.
Элизабет налила две кружки кофе, вручила мне одну и села рядом. Она, похоже, не могла успокоиться. И все смотрела на поводки и ошейники, аккуратно развешанные у двери. Наконец встала, прошла в дальнюю комнату и вернулась с большой коробкой, куда сложила все ошейники с вешалки, на которой было выгравировано имя Сибоя.
— Элизабет, — начала я, но она уже вышла. Я проследовала за ней в кабинет, где она открыла дверцы секретера. С величайшей осторожностью и нежностью она вынула вымпелы Сибоя, его грамоты, кубки и две медали.
— Не обязательно делать это сейчас, — сказала я, снова подумав, что надо было уйти.
— Нет, — возразила она, — сейчас. Она прошла на кухню за скотчем, положила его на коробку и понесла ее на чердак. Я оглядела кабинет, закрыла дверцы секретера, которые она оставила открытыми и, поскольку не знала, что еще сделать, пошла за ней.
Я застала Элизабет, стоящую на коленях перед коробкой, которую она пыталась заклеить. Она плакала, то и дело зло смахивая слезы.
— Давайте я помогу, — предложила я, опускаясь рядом с ней. Я держала створки коробки, пока она их склеивала. Она наложила скотч два раза крест-накрест, потом три раза обмотала коробку вокруг, заклеивая каждый шов, пока не кончился моток. Затем села на пятки и стала смотреть на нее, ничего не говоря.
— Не…, — начала я.
Она бросила пустую катушку через всю комнату. Катушка упала в старое корыто, и, похоже, этот звук испугал Элизабет. Она поднялась на ноги.
— Почему он это сделал? — она начала ходить из угла в угол: десять шагов туда — десять обратно. — Почему?
— Я не…..
Она повернулась и посмотрела на меня:
— Не было никакого повода. Какая беспричинная жестокость и подлость! И что ему сделают? — Она опять начала метаться. — Что? Фактически ничего. Разве что оштрафуют? Посадят в тюрьму на пару месяцев? Направят на исправительные работы? Для него все это — маленькое неудобство, не более.
Я оперлась на перила и встала.
— Примерно так с ним и поступили в прошлый раз, — подтвердила я.
Она опять остановилась:
— В прошлый раз?
Я смахнула пыль с одного из чемоданов своим носовым платком и села:
— Значит, это было прежде, чем вы сюда переехали. Он застрелил кота Дональдов стрелой из лука. И сказал, что это вышло случайно. Его оштрафовали на пятьсот долларов за жестокое обращение с животными и обязали выплатить Дональдам сто долларов для покупки другого кота, этим все и ограничилось. А недавно утонул пудель миссис О’Шейн. Мы не могли доказать, что это его рук дело, но…..
