Может быть, это преувеличение, но порой я задумывался, что доводит людей до такой жизни.
И теперь, когда Джейн уехала в Нью-Йорк, меня вдруг посетила мысль о том, что мы, вероятно, катимся в ту же пропасть.
Встречая жену в аэропорту, я ощутил странное волнение. Это было неприятное чувство, и я с облегчением увидел мимолетную улыбку на лице Джейн, которая шла ко мне. Я забрал у нее чемодан и поинтересовался:
– Как поездка?
– Все хорошо, – улыбнулась Джейн. – Понятия не имею, отчего Джозефу так нравится Нью-Йорк. Там слишком шумно. Я бы не выдержала.
– Ты рада, что вернулась?
– Да. Только очень устала.
– Не сомневаюсь. Путешествия – это утомительно.
Мы помолчали. Я взял чемодан в другую руку.
– Как поживает Джозеф?
– Хорошо. Кажется, он слегка поправился с тех пор, как мы видели его в последний раз.
– Неужели в его жизни не происходит ничего необычного?
– В общем, нет, – ответила Джейн. – Он много работает. Такова уж его натура.
В ее голосе прозвучала непонятная грусть. Я задумался и тут же заметил юношу и девушку, которые обнимались и целовались с таким пылом, словно не виделись много лет.
– Хорошо, что ты снова дома, – сказал я.
Джейн взглянула на меня и перевела взгляд на багажный транспортер.
– Конечно.
Таково было положение дел год назад.
Хотелось бы мне сказать вам, что все наладилось сразу же после возвращения Джейн, но, увы, нет. Жизнь продолжалась, как и прежде, мы существовали сами по себе, один ничем не примечательный день сменялся другим. Джейн, в общем, не сердилась, но и счастливой не выглядела, а я понятия не имел, что предпринять для изменения неприятной ситуации. Как будто между нами незаметно выросла стена равнодушия и отчуждения. В конце осени, спустя три месяца после годовщины, я стал серьезно задумываться о будущем наших отношений. Я даже решился на разговор с тестем.
Если бы вы знали Ноя Кэлхоуна, то поняли бы, отчего я в тот день отправился к нему. Они с женой Элли перебрались в Крик-Сайд, в дом престарелых, одиннадцать лет назад, в сорок шестую годовщину брака. Я не удивился, не застав Ноя в комнате. Чаще всего, когда я его навещал, он сидел на скамейке у пруда. Я выглянул в окно, чтобы удостовериться.
Даже издалека я без труда его узнал – пряди седых волос, слегка развеваемые ветром, сутулые плечи, светло-синий свитер, который недавно связала для него Кейт. Ему было восемьдесят семь – вдовец с изуродованными артритом руками и слабым здоровьем. В кармане Ной носил пузырек с нитроглицерином и страдал от рака простаты, но куда сильнее врачей беспокоило его психическое состояние. Несколько лет назад они вызвали нас с Джейн и мрачно сообщили, что Ноя мучат галлюцинации. Я, впрочем, не особо поверил. Полагал, что знаю старика лучше, чем кто бы то ни было, и уж точно лучше, чем врачи. Не считая Джейн, Ной был моим самым близким другом; когда я увидел его одинокую фигуру, то немедленно вспомнил все, что ему пришлось пережить.
Его собственный брак завершился пять лет назад, хотя циники, наверное, скажут, что это произошло куда раньше. В последние годы жизни Элли страдала от болезни Альцгеймера, чертовски неприятного недуга. В конце концов, что представляют собой люди без воспоминаний и иллюзий? Наблюдать за течением болезни было все равно что смотреть фильм о неизбежной трагедии. Нам с женой приходилось нелегко, когда мы навещали родителей, Джейн хотела запомнить мать другой, какой она была прежде, и я никогда не принуждал ее ездить к ней чаще, потому что мне самому становилось больно. А Ною было тяжелее всех.
Но это уже другая история.
Выйдя из комнаты, я направился во двор. Утро выдалось прохладное, даже для ноября. Листва блестела в косых лучах солнца, в воздухе слабо пахло дымом. Это было любимое время года Элли, и я всем сердцем ощутил, как одинок Ной. По своему обыкновению, он кормил лебедя; я подошел и поставил пакет около скамейки. В нем лежали три буханки хлеба. Ной всегда просил привезти ему одно и то же.
– Здравствуйте, Ной, – сказал я.
Я понимал, что вполне могу называть его папа, как Джейн называла моего отца, но отчего-то мне было неловко, и Ной не настаивал.
