«Любезный мой сын Александр!
По званию военного человека вникай прилежно в сочинения Вобана, Кугорна, Кюрасса, Гюбнера; учись отчасти Богословию, физике и нравственности. Внимательно читай Евгения, Тюреня, записки Юлия Кесаря, Фридриха Второго, первые части Роленовой истории и мечтания графа де Сакса; языки полезны для словесности, упражнения в верховой езде, в шпажном искусстве и фехтовании.
Военные добродетели суть: отважность для солдата, храбрость для офицера, мужество для генерала. Военачальник, руководствуясь порядком и устройством, владычествует с помощию неусыпности и предусмотрения.
Будь откровенен с друзьями, умерен в нужном и бескорыстен в поведении. Пламеней усердием к службе своего государя.
Люби истинную славу; отличай честолюбие от надменности и гордости.
Привыкай заранее прощать погрешности других и не прощай никогда себе своих погрешностей.
Обучай ревностно подчиненных и подавай им пример собою.
Непрестанное упражнение в том, как все обнять одним взглядом, учинит тебя великим полководцем. Умей пользоваться местоположением.
Будь терпелив в военных трудах; не унывай от неудач. Умей предупреждать обстоятельства ложные и сомнительные; не предавайся безвременной запальчивости.
Храни в памяти своей имена великих людей и руководствуйся ими в походах и действиях своих с благоразумием, не презирай никогда неприятеля своего, каков бы он ни был; старайся узнать его оружие и способ, как оным действует и сражается; исследуй силы и слабость его.
Привыкай к деятельности неутомимой.
Управляй щастием; один миг доставляет победу. Покоряй себе щастие быстротою Кесаря, который умел уловлять неприятеля своего даже днем, окружать его и нападать на него в тех местах, где хотел, и в то время, когда желал; отрезывай у него всякого рода запасы и приобрети искусство, чтобы войско твое никогда не нуждалось в продовольствии.
Да возвысит тебя Бог до мужественных подвигов знаменитого Карачая».
Читая это письмо, лишний раз убеждаешься в справедливости старого бюффоновского изречения: «Стиль — это человек». Характер Суворова, с его быстронравием, горячностью, непостоянством и в то же время целеустремленностью, последовательностью и верностью своему призванию, оставил отпечаток на самой манере мыслить. Проживший несколько месяцев в херсонском доме генерал-аншефа его биограф Антинг сообщал: «Слог его короток и мужествен; в выборе выражений столь верен, что никогда написанного не поправляет».
Мечтая в Херсоне о боевом поприще, Суворов колебался, выбирая между возможностью «большой» войны с Оттоманской Портой и уже начавшейся «малою» войной с восставшей Польшей. В попытках поляков вернуть себе государственную независимость он видел в соответствии со своими монархическими воззрениями угрозу русскому престолу. Следя за развернувшимися в Речи Посполитой событиями, нерешительными действиями пруссаков и медлительностью возглавившего русские войска Репнина, генерал-аншеф сердито писал Хвостову: «Там бы я в сорок дней кончил». Как показало время, в словах его не было ни малейшего хвастовства.
Польша XVIII века, по словам Ф. Энгельса, это «основанная на грабеже и угнетении крестьян дворянская республика…». Правда, после первого раздела Речи Посполитой в 1772 году шляхта вынуждена была пойти на некоторые реформы. Сказывалась и внутренняя обстановка в стране, рост недовольства социальных низов, и обстановка внешняя, воздействие идей Французской буржуазной революции. Конституция 1791 года, а затем и конституция 1793 года дали горожанам представительство в сейме и установили принцип наследования престола, но даже в этих куцых реформах крупные магнаты видели посягательство на свои права. Как указывается в «Истории Польши», «только опираясь на революционный подъем народных масс, только призвав к оружию крепостное крестьянство и городские массы, можно было спасти в этот момент страну от иностранного порабощения. Борьба за национальную независимость при этом неизбежно должна была перерасти в аграрную революцию, в крестьянскую войну. В Речи Посполитой не оказалось такой политической силы, которая смогла бы возглавить революционное выступление народных масс. Господствующий класс Речи Посполитой на это пойти не мог. Он боялся своего народа больше, чем иноземных войск». Социальная база для восстания оставалась, таким образом, узкой.
