Кудрин вздохнул.
— Счастливы вы, матушка Аглая Петровна, с вашими крестьянами?
— А что, разве на своих не надеешься? — спросила помещица. — Так оставайся у нас, не так страшно будет, как-никак, а все же в доме мужчина.
— Спасибо, матушка, правду-то говоря, на своих-то мужиков я не надеюсь…
Кудрин не докончил начатой фразы и в ужасе устремил взор свой на двор.
— Что с тобой, Иван Трофимович, — удивилась хозяйка дома.
— Господи Иисусе, сохрани и помилуй, — крестился помещик.
А во двор валом валил народ. Кто с ружьем, кто с косою, а кто просто с дубиною.
Испугалась и хозяйка, испугались и остальные, вскакивая из-за стола.
— Мамочка, да это староста Максимыч, — успокаивала ее Зиночка.
— А вправду Максимыч. Что же им нужно целым миром?
Толпа между тем остановилась посреди двора, и все обнажили головы, а Максимыч, давно уже снявший шапку, подходил к веранде.
— Слышали мы, матушка-барыня, — начал он, обращаясь к Аглае Петровне, — что разбойник Пугач идет к нам, вот и порешили всем миром идти на господский двор… Будь, что Бог даст, а только, матушка наша, все сложим здесь свои головы, а тебя с родственниками в обиду не дадим окаянным, уж будь покойна.
Простая речь старосты растрогала Аглаю Петровну, на глазах у нее показались слезы.
— Спасибо, родные мои, спасибо. Бог вас наградит за вашу любовь ко мне.
— Матушка барыня, Аглая Петровна, — молвил в свою очередь растроганный староста, — ведь не барыней, а матерью родной для нас была, да и покойный барин Иван Александрович, царство ему небесное, благодетелем нашим был, так вот и посуди, как нам, детям твоим, и не защищать тебя, если не нам, то кому же… Так ли я, люди добрые, говорю, — обратился Максимыч к миру.
— Умрем за тебя, матушка барыня, а не выдадим, — как один заговорили все мужики.
Зиночка восторженными, полными слез глазами смотрела на мужиков.
— Лина, — обратилась она к подруге, сжимая ей руку, — минута опасная… разбойники приближаются, они сильнее нас, быть может, не придется увидеть завтрашнего утра, но я счастлива… Я очень счастлива… О, как приятно видеть, что есть люди, которые понимают тебя, ценят тебя, которые готовы положить голову за тебя… Кудрин убегает от своих крестьян, а наши торопятся к нам на защиту…
— Люди добрые, — крикнула молодая девушка, обращаясь к мужикам, — ни я, ни мама, мы никогда в вас не сомневались. Мы знали, что вы любите нас так же, как и мы вас, и теперь я обещаю вам, что мы вас никогда не оставим, всегда будем с вами и всю жизнь положим на то, чтобы и вы, и ваши семьи были счастливы. Да поможет нам в этом Бог, — экзальтированно закончила молодая девушка.
— Барышня милая, ангел ты наш небесный, — послышалось в толпе на разные голоса, — будь ты только счастлива, голубка наша сизокрылая, а мы за тебя хоть на смерть…
Выражение такой беззаветной преданности со стороны простых мужиков не только растрогало, но и успокоило всех обитателей господского дома Рогачевки.
Аглая Петровна приказала варить для крестьян обед и собираться всем бабам с детьми на господский двор, из опасения, чтобы бунтовщики не выместили своей злобы на женщинах.
Энергичная Зина с помощью буфетчика Ерофеича приняла на себя обязанности коменданта и пошла осматривать обширный двор, обнесенный высокою каменной оградой, с тем чтобы выбрать места для обороны. У крестьян оказалось десятка четыре ружей и барышня-комендант решила расставить их вдоль стен, вооруженные же рогатинами и косами должны были составлять резерв, на случай вторжения бунтовщиков во двор.
— Авось до этого не дойдет, — успокаивал Ерофеич.
Потом, как бы вспоминая что-то, старик ударил себя по лбу.
— Я и забыл, а у нас, барышня, ведь и пушка есть.
— Какая пушка?
— Самая настоящая, из нее при покойном барине Иване Александровиче на барынины именины палили, а я-то, старый, и забыл…
— Где же она, тащи и ее, а кто же стрелять будет?
— Прежде канониром я бывал, вспомню старину и теперь, только вот что, пороху-то бочонка четыре найдется, хорошо что на каменоломни не успел еще его отправить, а вот бомб-то и нет, ну да не беда, кирпичом да камнями палить будем.
