— Что-что? — вскричал Оленин, не веря своим ушам. — Да разве он не знает, что у нас мост залило? Мы же отрезаны! Это ж... Это ж катастрофа! Предательство!
— Совершенно верно, Леонид Петрович! Еще какое предательство! О чем я толкую? Никшутам — тот еще субчик!
Чувствуя нюхом скандал, Битюг воспламенился.
— Бить его надо! Посадить к сыночку, к Филиппу, в кутузку!
Оленин потемнел. Он раньше Битюга понял все. Понял свой промах. Понял, почему Никшутам с такой охоткой мотнулся в город. Гад! Заранее продумал подлость. Заранее рассчитал, что за нее судить его не будут.
Конечно, он не предупредил птицефабрику, что колхоз отрезан половодьем, а те приурочили начало поставки утят именно на это время. Удар рассчитан в самую душу!
«А ты? Растяпа! Кутенок слепой! Поверил в добропорядочность Никшутама? Вообразил, что перевоспитал его? Так тебе и надо!»
Досада на собственную доверчивость, на близорукость совершенно вывела из себя Оленина. А Битюг долбил свое:
— Так ехать или гнать этого мокрого в три шеи?
— Валяй! — крикнул, точно выстрелил, Оленин, но тут же спохватился и поспешно поправился: — То есть, не в три шеи, а тащи спецмашину к берегу Ташумки. Пока привезешь, что-нибудь придумаем.
Битюг гыкнул, повесил трубку.
В голове председателя заметались, точно у шахматиста в глубоком цейтноте, мысли, комбинации, ходы. Времени в обрез, а на ум ничего дельного не приходило. Думать, думать, думать! В запасе полтора-два часа. Думать и действовать одновременно, как в бою бывало, как в сложных условиях полета, не мешкая ни минуты!
Кликнул сторожа.
— Давай-ка сюда, ко мне, одним духом Трофимова, зоотехников, завгара, Глазкову, Чеснокова и Радия с машиной. Хотя Радия не надо. И Трофимова... Я им позвоню. Ну, сыпь! Аллюр — три креста! По тревоге.
Первой прибежала Марина. В руке веточка ивы. Грудь ходуном ходит. Голубая куртка из модного синтетического материала забрызгана грязью. Глаза круглые, испуганные. Посмотрел и, словно глотком воздуха, захлебнулся горячим приливом нежности. «Какая же ты родная! Нет тебя роднее в целом свете!» Что-то словно начало поднимать его, руки бессознательно, как во сне, потянулись к ней. Захотелось схватить, прижать к груди, крепко, до головокружения, до беспамятства. И провалиться куда-то...
— Зачем звал, председатель, по тревоге? — спросила с вызовом.
Он шумно вздохнул. Провел пятерней по волосам. Снова вздохнул...
— Срочное дело, Марина...!
— Еще бы! На это вы щедры... Без срочного дела позовете ли?
Оленин поднял взволнованное лицо и неожиданно для самого себя спросил:
— А если позову? Придешь?
Марина качнула укоризненно головой, а в глазах такое ожидание, такая боль, такая надежда, что Оленин, потрясенный, не выдержав, склонил голову на руки и застыл.
— Ничего ты не знаешь... Не понимаешь... Ничего ты не видишь, кроме своих полей да уток!.. — прошептала Марина с ревнивой обидой, с упреком. Она как бы порывалась сказать еще что-то, но на большее у нее не хватило духу, а Оленин не помог. Он смотрел на нее, как сквозь туман, вслушивался в звук ее голоса и не старался понять смысл слов.
Слова... Всего десяток их, простых, обычных, а хочется крикнуть: «Жизнь, замри! Все одно ты лучше не будешь!»
Щеки Марины горели. Что слова? Разве нужны слова? Разве нужны объяснения? Ей нужно то, что есть сейчас, в этот миг. То, чего у нее никогда не было. И вот есть. Больше не надо ничего. Он позвал ее, что ж еще? Больше ничего. Это счастье. Наконец-то счастье...
Оленин погладил мягкие руки Марины. Долгожданный... Близкий... Она забыла, что вокруг творится, зачем бежала сюда сломя голову; новое, сильное захватило ее, опьянило, подняло ввысь над горькими туманами тревог и забот.
А заботы тем временем не дремали. Послышался топот сапог на крыльце, взволнованные голоса. Марина отпрянула в угол, села бочком на стул, кося досадливо на дверь.
Вошел тот, кого не вызывали: Павел Глазков. Посмотрел на возбужденного председателя, на замкнутое, с горящими глазами лицо Марины, нахмурился.
Явились вызванные по тревоге, узнали, в чем дело, и стали в тупик. Где разместить двадцать тысяч уток? Раздать по частным домам? Нельзя. Люди ничего не знают, к приему не подготовлены. Кругом вода. Как возить ночью? Нет, нет!
