Дверь открылась и вошел Шиперс, воротник его светлого пальто из верблюжьего меха был поднят до самых ушей.
— Кажется, кто-то назвал меня ублюдком, — сказал он. — Мне, ребята, это не нравится. — Он строго взглянул на них из-под надвинутой на глаза фетровой зеленой шляпы.
— Здесь холодно — сказал Холстейн.
— Между прочим, Ист-ривер льдом покрылась, — добавил Ульман.
— А я, значит, виноват, — иронично кивнул Шиперс. — Река замерзла, а я виноват, да?
— Угля-то надо всего на доллар. — Пеппи подул на руки. — И в этой раздевалке будет тепло. Один вшивый доллар — и все дела.
— Не надо выражаться, — попросил Шиперс. Потом повернулся к остальным игрокам. — Уголь я заказал. Клянусь господом. — Он опустил воротник пальто, снял перчатки из свиной кожи. — Да и не тал уж здесь холодно. Не пойму, ребята, на что вы жалуетесь.
— Вы, Шиперс, как-нибудь здесь разденьтесь, — предложил Пеппи. — Больше ни о чем не прошу. Из вас выйдет классная морозилка для ледяных кубиков.
— Ребятки, внимание! — Шиперс встал на скамью и обратился ко всем, кто находился в раздевалке. — Нам надо обсудить один вопрос, небольшой денежный вопросик.
В раздевалке стало тихо.
— Вызовите шайку карманников, — нарушил молчание Пеппи. — Шиперс будет обсуждать вопрос о деньгах.
— Я ребята, сам люблю шутки. — Шиперс улыбнулся. — Поэтому не обижаюсь.
— А вы обидьтесь, Шиперс, — посоветовал Пеппи. — Будьте хорошим мальчиком — обидьтесь.
Шиперс секунду поколебался, потом заговорил доверительным тоном.
— Ребятки, — начал он, — день сегодня не солнечный. Если быть совсем откровенным, приятным это воскресенье не назовешь.
— Нас хотят посвятить в тайну, ребята, — вставил Холстейн. — Цените оказанное доверие.
— На улице холодно. Сезон на исходе. С утра шел снег. В это самое время на Эббет-Филдс «Доджеры» играют с Питтсбургом. Вы, братишки, в последние две недели ничем особенным не блеснули. Короче говоря, на стадионе не густо. — Он обвел футболистов многозначительным взглядом. — Я только что договорился с Кракоу и его командой «всех звезд». Поскольку народу на трибунах кот наплакал их гарантированная ставка за матч снижается вдвое.
— Ловко вы их, — заметил Холстейн. — Сделка что надо. Можете собой гордиться.
— Я на что намекаю… — продолжил было Шиперс.
— Погодите, — перебил его Пеппи. — Мы попробуем угадать. Ульман, давай, первая попытка.
— А намекаю я на то, — не смутился Шиперс, — что и вы, я надеюсь, не будете возражать, если от вашей ставочки останется половина.
— Ну это уж извините подвиньтесь, — заартачился Холстейн. — Нашли дураков.
— Перед вами — Шиперс! — провозгласил Пеппи. — Первое место в конкурсе на мистера Скрягу!
— Предложеньице сомнительное, — включился в обсуждение Клонски, проводя языком по зубам. — Я эти пятьдесят долларов занял, чтобы с зубником рассчитаться. Да и радио еще не оплатил. Если у меня его заберут, жена страшный хай поднимет. Так что, Шиперс, лучше не стоит.
— Я хочу по справедливости, — не уступал Шиперс. — Чтобы все было справедливо. Предложение мое объективное. Все иногда снижают ставочку…
— И лудильщик, и сапожник и пирожник, — пропел Пеппи, — все влюбились разом в крошку Мэри.
— Я с вами серьезно разговариваю, — не поддержал шутку Шиперс. — И жду серьезного ответа.
— Он ждет серьезного ответа, — эхом отозвался Пеппи.
— Я же в наших общих интересах действую! — возмутился Шиперс. — Мне, черт возьми, по счетам платить надо!
— Ваше предложение, мистер Шиперс — это хрен знает что, — вкрадчиво произнес Пеппи. — Хрен знает что. Это достаточно серьезно?
— Так вот я вам официально заявляю: если будете валять дурака, сейчас же пойду на трибуны и всем верну деньги за билеты, — пригрозил Шиперс. — Матч отменяется — и точка. Иначе и в трубу вылететь недолго.
Спортсмены переглянулись. Холстейн, склонившись к дощатому полу, шнуровал бутсы.
— А я завтра собирался пару туфель купить, — вздохнул Ульман. — Уже, можно сказать, босиком хожу.
— Дело ваше, ребята. — Шиперс снова надел перчатки.
— А у меня сегодня свидание, — горестно сообщил Пеппи. — Девушка — пальчики оближешь. Из Гринич-Вилидж, богема. Шесть долларов придется выложить, это как минимум. Шиперс, разве можно так не думать о ближнем?
