— Ну вот, теперь вы чемпион, — сказал Джек. — Надеюсь, получите от этого массу удовольствия.
— Оставьте мальчика в покое, — сказал Солли Фридмен.
— Хэлло, Солли, — сказал Джек. — Мне очень жаль, что так вышло.
Фридмен только посмотрел на него.
Джек пошел обратно, в свой угол, странной, запинающейся походкой. Мы помогли ему пролезть под канатом потом провели мимо репортерских столов и дальше по коридору. Там толпился народ, многие тянулись похлопать Джека по спине. Джек в халате, должен был пробираться сквозь всю эту толпу по пути в уборную. Уолкотт сразу стал героем дня. Вот как выигрывались пари у нас в Парке.
Как только мы добрались до уборной, Джек лег и закрыл глаза.
— Сейчас поедем в отель и вызовем доктора, — сказал Джон.
— У меня все кишки полопались, — сказал Джек.
— Мне очень совестно, Джек, — сказал Джон.
— Ничего, — сказал Джек.
Он лежал, закрыв глаза.
— Перехитрить нас вздумали, — сказал Джон.
— Ваши друзья, Морган и Стейнфелт, — Сказал Джек. — Хорошенькие у вас друзья, нечего сказать.
Теперь он лежал с открытыми глазами. Лицо у него все еще было осунувшееся и страшное.
— Удивительно, как быстро соображаешь, когда дело идет о таких деньгах, — сказал Джек.
— Вы молодчина, Джек, — сказал Джон.
— Нет — сказал Джек. — Это пустяки.
Ирвин Шоу
Побежали, побежали футболисты на поле
— На один доллар, — сказал Пеппи, — продадут столько угля, что топить эту вшивую раздевалку можно целую неделю. — Онемевшими пальцами он с трудом завязал тесемки на наплечниках. — На один несчастный доллар. Пока придет время идти на разминку, мы тут околеем. Неужели этому Шиперсу никто ничего не скажет? Да он за один доллар собственную матушку заморозит. По частям. Точно говорю. — И он нырнул в фуфайку.
— Нам надо объединиться, — подхватил Ульман. — Вместе заявиться к Шиперсу и сказать: «Шиперс, — надо сказать, — ты нам, конечно, платишь за то, что мы на тебя горбатимся на поле, но…»
— Ульман, — прогудел Пеппи из-под свитера. — Наш студент, друг пролетариата. Полузащитники всех стран, соединяйтесь.
— Эй, потрясите-ка хвостами, — вмешался Холстейн. — Перед игрой надо еще уметь разогреться.
— Разогреться! — Пеппи наконец высунул голову из фуфайки. — Да меня размораживать придется. С обеих сторон. Эх, очутиться бы сейчас на юге Франции. Где-нибудь на Ривьере. Чтобы кругом француженки.
— Трусы надевай, — прервал его Холстейн.
— Смотрите! — Пеппи с тоской показал на свои голые ноги. — Я уже синею. От лодыжки. Вон синева какая густая, уже выше колен поднялась. Смотрите, братцы. Еще на фут поднимется — и Пеппи конец.
Клонски, правый защитник, высокий крепыш, отодвинул Пеппи в сторону. — Извини, — буркнул он, — хочу в зеркало посмотреться.
— С таким лицом я бы… — начал Пеппи. Клонски обернулся и смерил его взглядом.
— А что я такого сказал? — удивился Пеппи. — Разве я что-то такое сказал?
Клонски еще раз оглядел себя в зеркало, оттопырил нижнюю губу:
— К зубам привыкаю, — объяснил он, не поворачиваясь от зеркала. — На этой неделе зубной врач мне три зуба вставил.
— Теперь тебя пригласят сниматься в кино, — заверил его Холстейн.
— Пятьдесят зеленых, — сообщил Клонски. — Этот вшивый зубодер взял с меня пятьдесят зеленых. Причем вперед. Сначала, говорит, деньги, а потом зубы. Это жена настояла, чтобы я передние зубы вставил. Куда, говорит, это годится — колледж кончил, а ходишь без зубов.
— Точно, — согласился Холстейн. — В таких делах женщин надо слушать. Тут им и карты в руки…
— Мне их два года назад выбили, когда играли с Манхэттеном. — Клонски покачал головой и отвернулся от зеркала. — Манхэттенцы — народ суровый. Только и думали, как врезать мне по зубам, а кто выиграет, им было плевать.
— С Кракоу надо ухо востро держать, — вспомнил о предстоящей игре Пеппи. — Этот малый носится, как паровоз. Ему хоть ногу отруби, будет носиться как ни в чем не бывало. У него все чувства атрофированы. Он за Упсалу играл три года и, представляете, бегал за каждым мячом в каждом матче. У него так мозги устроены. Можно подумать, он играет за бесплатно. Чтобы протащить мяч лишние три ярда, он тебе готов голову отшибить. Черт, ну и холодища! Этот Шиперс — просто ублюдок!
