— Да не сплю я, не сплю! — вскипел Христофор. — Отцепись от меня!
— Чего кричишь, как сумасшедший! Лучше объясни, что произошло?
Христофор успокоился — и все рассказал другу.
— Ну и дела, — покачал головой Васька. — У меня тоже ни копейки. Ну, ничего, пойдем — как-то, может, обойдется.
И как только друзья свернули на свою улицу, как наскочили на Балбеса. Тот держал руки в карманах и что-то весело насвистывал. Заприметив ребят, Балбес ступил Христофору навстречу и воскликнул:
— Наконец-то! Уже минут двадцать жду, а мне же никогда — друзья ждут. Ну, давай!
— Я сегодня без денег… — еле пролепетал Тюлькин.
— Опять, мальчик, шутишь? — подошел к бедняге Балбес. — Забыл про мои ручки?
— Я отдам, — не на шутку испугался Христофор, — честное слово, завтра же отдам!
— Ну, гляди мне! — Балбес повел перед Христофоровым носом кулачищем. — Чтобы завтра отдал и с процентами — руб двадцать! А это — за моральную травму, компенсация. — Он сорвал с рубашки Тюлькина олимпийский значок и, сплюнув сквозь зубы, двинулся на спортивную площадку за школой, где его уже ждали дружки.
— Пойдем ко мне, — предложил расстроенному Тюлькину Васька. — В шахматы поиграем, кино посмотрим.
Христофор молча кивнул, и друзья двинулись к Ваське.
Тюлькин частенько после уроков заворачивал к нему. Они вместе учили уроки, обсуждали международные события, играли в шахматы, смотрели телевизор и, конечно, мечтали. Одним словом, совместных дел у них всегда хватало.
— Ты не переживай, — утешал друга Васька. — Как-то пройдет, не сегодня, так завтра. Не может же так быть всю жизнь. Кстати, чего ты последнее время не заходишь ко мне?
— Дела разные, — отмахнулся Христофор.
— Что-то ты от меня скрываешь, — обиделся Васька. — Конечно, если не хочешь, не говори. Но я же вижу: что-то у тебя неладно.
— Ничего особенного, — отмахнулся Христофор. — Просто я одну штукенцию придумал. Но надо еще проверить, пока рано говорить. — Тут он мечтательно возвел глаза вверх и добавил: — А когда получится, что задумал, — на весь мир прогремит имя Христофора Тюлькина!
— Ну что же, — улыбнулся Васька, глядя на просветлевшее лицо друга, — твори, выдумывай, изобретай. Я уже как-то потерплю.
Ребята сыграли партию, согласившись на ничью, и Христофор помчался домой. А Васька еще долго думал о друге.
Он прекрасно знал характер Христофора. Тот почти все свободное время только и делал, что выдумывал то летающую подводную лодку, то самомоющую пасту для посуды. Он был записан чуть ли не в десяток разных кружков, и поскольку времени у Христофора всегда было мало, он на самом деле никуда не ходил. И если честно, то из выдумок Тюлькина до сих пор путного ничего не получилось: слишком уж Тюля разбрасывался. Когда у него что-то сразу не получалось, он бросал работу и начинал новую. Через это почти все одноклассники несколько скептически относились к его изобретательским способностям: настоящий изобретатель, по их мнению, должен, кроме таланта, иметь еще и незаурядную силу воли.
Только Васька верил в будущее Христофора, потому что знал: талант — это от природы, а вот силу воли можно в себе воспитать. И он был убежден: рано или поздно Христофор непременно изобретет что-то очень и очень выдающееся, нечто такое, чем удивит весь ученый мир!
Глава третья. Знаменитая клюшка
Дома Христофор достал из своего тайника под ступенями, что вели в дом, общую тетрадь с надписью «Научные идеи, открытия, наблюдения и результаты экспериментов». В нем он записывал все свои идеи, над которыми мечтал поработать в ближайшее время. Здесь были схемы межпланетных телефонов, чертежи удивительных механизмов и машин, вырезки из газет, где говорилось о тех или иных тайнах, еще не раскрытых наукой. Туда же Христофор записывал мысли и афоризмы выдающихся ученых, которые вылавливал из книг и журналов. Тюлькин зашел в дом, медленно пролистал тетрадь до последней страницы, провел по ней нежно рукой, а потом вверху, отступив несколько строк, записал красным карандашом:
После этого он покашлял солидно в кулачок и задумчиво уставился взглядом в потолок.
Сегодня Христофор Тюлькин, по его мнению, сделал гениальное открытие и смело стучал в двери всемирной, громкой и такой сладкой и щемящей славы, — аж дыхание перехватывало! Все, к чему он прикасался до сих пор своими талантливыми руками, сейчас по сравнению с его последним изобретением казалось ничтожными забавами дошкольников.
