После задушевной беседы с другом затея родителей женить его на незнакомой девушке показалась Вэню еще более нелепой. Жениться? Зачем? В Гонолулу у него не было никаких сердечных увлечений. Другие чувства волновали его. А теперь сердце трепетало от желания найти в себе силы для борьбы. Вэнь сказал себе: этому браку не бывать, он не любит девушку и не женится на ней. Возмущала ее покорность, готовность стать рабой. Несчастная страна! Вся жизнь держится на угнетении, на унижении человека. Хотелось пойти в дом девушки, найти ее и сказать, что ей незачем безропотно подчиняться воле отца и становиться женой человека, который ее не любит. Но, черт побери, он мог бы и сам показать пример, отклонив намерения своих родителей. Пожалуй, это идея! Как ее осуществить? Жаль стариков.
Говорил об этом с Лу Хао-дуном. Тот понимающе молчал — ему самому еще не грозила опасность оказаться женатым по воле родственников, — а Вэнь думал о том, что в жизни причудливо переплетаются мечты о прекрасном и жестокость повседневности. Вспомнилась старинная легенда «Источник персикового цветка» — о волшебном острове счастья на неведомой реке. В жизни все гораздо сложней…
Через несколько дней Лу принес страшную новость о нападении французов на Фучжоу. Знакомый Лу писал из Шанхая, что французская эскадра адмирала Курбе еще в июле 1884 года вошла в гавань Фучжоу, главного города провинции Фуцзянь, где ее сердечно встретили маньчжурские сановники, и стала на якорь. Зачем пожаловал Курбе? Вэнь еще в Гонолулу слышал, что французы захватили часть Индокитая, фактически управлявшегося пекинскими мандаринами, и тогда же произошли столкновения с императорскими войсками, которым на этот раз помогали отряды «Черных флагов» — тайпинских войск, отступивших сюда из долины Янцзы. Французам не везло, китайские войска нанесли им несколько поражений. Тогда французский флот отправился к берегам Фуцзяни. Все, что произошло дальше, напоминало события «Опиумных войн», позорно проигранных маньчжурами. В Фучжоу адмирал Курбе спокойно пробыл больше месяца, наблюдая за стоявшим в той же гавани на якорях китайским флотом. 23 августа французы внезапно открыли огонь в упор по китайским кораблям. Китайцы не успели оказать сопротивления. Один за другим их корабли загорались и взлетали на воздух. Китайская эскадра погибла. Потом французский десант захватил форты крепости Фучжоу. Французы перерезали пути сообщения вдоль южного и юго-восточного побережья, и тем самым стал невозможен подвоз риса на Север морским путем. Прекратилась связь и с Тайванем. Теперь и Гуандун находился под угрозой.
Но местных чиновников не беспокоили все эти беды. Вечером отец рассказал Вэню о разговоре со старостой деревни. Тот узнал в уездном городе, что нападение на Фучжоу «их не касается», так как войну ведет наместник Фуцзяни и Чжецзяна, а наместничество Лянгуан[1] тут ни при чем.
Вэнь и Лу высмеивали эти глупые доводы чиновников. Разве Фуцзянь не Китай? Разве потоплены фуцзяньские, а не китайские корабли? И кто заплатит за новое поражение и новый позор — Фуцзянь или вся страна?
Через несколько дней жители Цуйхэна собрались в местном храме, где стояли изваяния божеств — покровителей деревни. Народу собралось много. Вдруг, к ужасу Сунь Дао-чуаня, встал Вэнь и громко сказал:
— Это вовсе не боги! Как могут они охранять покой и благополучие нашей деревни, если они не в состоянии защитить себя? Смотрите! — Вэнь оторвал ладонь у одного божества и нанес пощечину другому.
В кумирне стояла мертвая тишина. Никто не смел шевельнуться, а многие были уверены, что вот сейчас немедленно обрушится потолок, или из-под ног взметнется пламя, или разразится ураган, так или иначе — всех ожидает неминуемая гибель. Но ничего не случилось. Божества, которым Вэнь нанес такое небывалое оскорбление, стояли на своих местах с тем же тупым выражением на лице, безмолвные, безучастные к тому, что только что произошло. Они не покарали ни Вэня, ни собравшихся. Когда оцепенение прошло, Вэнь сказал:
— Почему же боги, обладающие, как говорят жрецы, всемогуществом, не покарали меня?
