Рональд шер Бастерхази, полномочный представитель Конвента Магистров в Валанте, по нелепой прихоти газетчиков известный в народе как придворный маг, скромно стоял за левым плечом короля Тодора. Очень скромно. И делал незаинтересованное лицо, как и положено тому, кто обеспечивает связь с Метрополией, следит за соблюдением имперских законов, касающихся использования магии, и «оказывает магическую поддержку» бездарному королю.
— …буду в Суарде, обсудим возможность брака вашей дочери и моего возлюбленного брата Люкреса. Светлого дня вам, августейший кузен Тодор.
Полупрозрачный полковник Дюбрайн по прозванию Длинные Уши, он же Тихий Голос императора, поклонился королю Тодору, бросил насмешливый взгляд на Рональда и медленно истаял в воздухе.
«Эта партия за мной», — читалось в бирюзовых глазах полковника, отвратительно похожих на императорские. Ублюдок (единственный признанный императором бастард) вообще удался в отца больше, чем все законные сыновья: тот же длинный горбатый нос, сросшиеся брови, рубленый подбородок, мощные плечи и, что главное, хитрость и злопамятность мантикоры. И, конечно же, светлый дар второй категории, стихии — разум и воздух, ровно на одну категорию выше, чем у самого императора.
Проекция длинноухого ублюдка уже несколько секунд как растаяла, но в кабинете все еще висело молчание, полное ярости и ненависти. Первой отмерла ее высочество Ристана. Прекрасный ядовитый цветок, на удивление не похожий на своего отца, Тодора Суардиса. Все Суардисы отличались резкими, угловатыми чертами и высоким ростом. Даже в свои семьдесят, полностью седой, Тодор походил на боевой гномий топор, такой же острый, жесткий и опасный. Ристана же удалась в покойную мать-северянку: точеная, словно драгоценная статуэтка, изысканно хрупкая и маняще беззащитная. Сейчас, когда она сидела за одним столом с королем и его первым советником, герцогом Альгредо — резкостью, жесткостью и даже чертами похожего на Тодора Суардиса, своего троюродного кузена, — она выглядела особенно хрупкой и нуждающейся в помощи настоящего мужчины.
— Ни за что! Отец, отдать сестру за Люкреса — безумие! — Всегда нежный и негромкий голос Ристаны сорвался, сжимающие веер тонкие пальцы побелели, словно она ломала не бездушную деревяшку, а шею ублюдка Дюбрайна.
Она кинула отчаянный взгляд на Роне— она сокращала его имя на имперский манер, и ему это нравилось — словно Роне мог сотворить чудо. Интересно, какого именно чуда Ристана сейчас жаждала больше: смерти младшей сестры или же смерти неверного ублюдка? Хотя глупый вопрос. Обоих, и чтобы смерть была долгой и мучительной.
Роне стоило большого труда удержаться от сакраментального «я же предупреждал». Он в самом деле предупреждал ее, что не стоит безоглядно верить в любовь Дюбрайна — наивные романтики не дослуживаются до полковников Магбезопасности, и газетчики не дают им выразительных прозвищ вроде «Длинные Уши» или «Имперский Палач». Но Ристана так очаровательно верила в собственную неотразимость и священное право вертеть всеми мужчинами, попавшимися на ее пути!
Отчасти в этом была и вина Роне. Он поддерживал в Ристане это заблуждение и позволял думать, что он тоже ослеплен страстью, послушен ее воле и готов для нее на любое безумство. Так было намного удобнее вертеть самой Ристаной.
Ублюдок Дюбрайн, как выяснилось сегодня, делал то же самое. А Ристана верила в его пламенную страсть и всерьез рассчитывала на брак с ним. Ха-ха. Если бы Дюбрайн в самом деле хотел на ней жениться, сделал бы это еще много лет назад.
— Ристана! — нахмурил седые брови Тодор Суардис. — Мы не можем просто взять и отказать его высочеству. Ты прекрасно понимаешь!..
О да. Не только Ристана, все прекрасно понимали, что отказать императору нельзя, даже если он не приказывает, а посылает свой Тихий Голос с просьбой.
— Прости, отец. — Ристана беспомощно склонила голову набок, словно под тяжестью уложенных короной смоляных кос, и вздохнула. В ее ночных глазах блеснули слезы. — Я понимаю… но… я не хочу умирать! И мой брат, Каетано, он совсем юн…
Роне мысленно поморщился. От волнения Ристане изменяет дипломатическое чутье. На отца она давит правильно, он тоже прекрасно понимает: все наследники Валанты, кроме невесты кронпринца Люкреса — лишние и будут так или иначе убраны с пути Люкреса к трону. Но вот упоминать брата при первом советнике не стоило.
