– По его или по твоей инициативе?
Чересчур быстро спросила.
– По моей… вернее… мы оба так решили. Ты оказалась права, Клео. Наши отношения в том виде, в каком они существовали, могли привести только в тупик. Я ему это сказала… И еще что люблю его и не могу больше довольствоваться крохами с барского стола. Я даже не поставила перед ним выбор, нет… И он сказал мне… просто сказал…
Громко сморкается. Ни единой слезинки не пролилось, ее глаза словно покрылись прозрачной пленкой. Вспомнив то мое состояние полного отчаяния, когда я узнала об измене Марка, я не могла не восхититься силой ее характера. Если, конечно, она не из тех непробиваемых девиц, которых ничто не трогает, пока однажды из– за какого– нибудь пустяка они не впадут в черную меланхолию.
– Представь, он сам предложил: «Может, нам стоит прекратить встречаться?» Я подумала, что он хотел разлучиться со мной лишь на какое– то время… Поразмыслить, решить свои проблемы. Но мы и без этого редко виделись.
Сложно хранить молчание. Не выдать слов, которые так и рвутся наружу.
– …Он повторил снова, что мы должны прекратить встречаться, не видеться больше, не звонить друг другу… Никогда. «Ты слишком эмоционально реагируешь на все, Стефани…» С такими словами он и ушел. Вернулся домой. – Она с яростью расплющила кулаком рекламный спичечный коробок, лежавший на письменном столе. – Даже не поцеловал меня на прощание!
Слишком резкие, ее последние слова, вызвавшие в моей памяти минуты, о которых я старалась не вспоминать, ранили меня. А потом я поддалась накатившей на меня волне облегчения и помимо воли улыбнулась. Стефани напряглась в кресле, заметив раздраженно:
– Ты находишь это смешным?
Не смешным, нет. Воодушевляющим. У меня такое чувство, будто я окунулась в эвкалиптовую ванну.
– Нет, вовсе нет. Но я рада за тебя.
Голова падает ей на грудь, она обхватывает ее руками и энергично трясет. Смотрю на нее, ошеломленная, и не знаю, должна ли я ее остановить, или, наоборот, дать ей освободиться от мучительной боли.
– Oh my Good! Oh my Good![29]
Я не мешаю ей. Лунатиков лучше не будить. В течение нескольких минут она продолжает метаться, издавая пронзительные крики. Наконец кризис сходит на нет. Постепенно Стефани обретает нормальный человеческий облик, выпрямляется, встает с кресла. Волосы растрепаны.
– Знаешь что? Он просто испугался. Надо же, ты говоришь мужчине, что любишь его, а он смывается! Какая глупость.
– Ты говоришь ЖЕНАТОМУ мужчине, что любишь его, и он уходит. Это нормально.
И высоконравственно. И замечательно.
– Знаешь, мужчины не терпят проблем. Чувствуя их приближение, они как по волшебству… исчезают. – Рукой имитирую движение волшебной палочки.
– Тогда лучше выбирать замужних женщин – риск, что они привяжутся, отпадает.
– Слишком сложно. Представляешь, если сразу двоих уличат… в фальшивых записях, сделанных в ежедневниках? Прибавь сюда пару– тройку детей, ведь это характерно для семейных пар… На излишества не остается времени. Нет, на мой взгляд, есть лишь один выход: женатые мужчины должны оставаться в семье!
– Ну уж нет! А как же быть незамужним женщинам в возрасте, где найти мужика? В нашей возрастной категории они уже все заняты. Или гомики. Мы перезрели для юнцов, но все же не настолько, чтобы кадрить альфонсов.
Сраженная неоспоримостью ее наблюдения, я обдумываю, что же ей противопоставить в защиту моногамии.
– Займитесь разведенными. Вместо того чтобы внедряться в чужие браки!
– Какая разница? Вопрос времени – женатый любовник – это будущий разведенный. Просто берешь заранее, и все. Ну ладно, давай работать дальше. Можем не успеть к вернисажу.
Уверенным движением она вешает фотографию мусорной корзины под названием «Лягушки». Отходит на несколько шагов и восторженно цокает языком:
– Подумать только, неплохо! Совсем неплохо. Что бы ты ни говорила, твои фотографии отнюдь не бездарны… – Отходит еще. Приближается и пристально рассматривает. Снова удаляется. – Нет… Все хорошо сделано! Оттенок неуверенности, отсутствие обрамления. Именно в этом весь шарм. – Обнимает меня и кружит по комнате. – Браво, моя дорогая! Фотографии как живые. Настоящие. Словно… – Задыхаясь, облокачивается о стол. – Ты сама пережила эту историю.
