— Напиши, Стась, что это последнее сообщение. У меня есть муж, у него огромное состояние, он во всём меня слушает, и стоит мне только повести бровью, как выгонит из дому всех, кого ни пожелаю. Он некрасив, к тому же русин, и я не люблю его, но он меня обожает и очень-очень добр! Лучше мне жить с ним, чем переносить грубости таких, как Юрша. Ох, если бы он попался мне в руки… Я приказала бы выколоть ему глаза!.. Поэтому напиши, что при первой же возможности я уеду отсюда. Отец льстил себя надеждой, что князь Сигизмунд Кейстутович мною увлечётся, и потому вместе с вельможами рассчитывал при моей помощи взять власть в Литве в свои руки. А тут вдруг князем стал Свидригайло, а Кейстутович его сторонником. Кердеевича не убили, несмотря на обещание, теперь пусть его оставят в покое, мне же надоела чужая блажь. Я хочу жить для себя! Понимаешь?
— Понимаю, ваша милость. Я написал уже, что Богдан Рогатинский собирает войска в Олеськ, Юрша в Луцк и что главная опасность таится в этих гнёздах. Князь Свидригайло войны не желает, и у него нет достаточно сил, чтобы её вести. Главная препона для Кревско-Городельской унии — мужики и мелкое боярство. Поэтому наши войска должны в первую голову напасть на эти замки. Русины на западе тоже готовят бунт, но об этом ваш отец, наверно, знает. В конце я приписал, что вы желаете свободы и если вам её не дадут, то вы сами найдёте способы и пути добыть её силой либо хитростью. Хорошо так?
— Очень хорошо! Славный ты у меня помощник, Стась! А вот песок. Посыпь, заверни в шёлковый платок и покличь Марину,
Стась молча слушал и лишь преданно поглядывал на красивое лицо своей госпожи, а в глазах его горел похотливый огонёк. Вдруг из соседней комнаты раздался испуганный крик женщины. Старостиха, схватив свечу, кинулась за Стасем в комнату Марины. И тут их глазам представилась довольно любопытная сценка.
На низкой лежанке, застеленной шерстяными одеялами, полулежали Скобенко и кругленькая, полненькая брюнетка-красотка лет, вероятно, восемнадцати. Её залитое румянцем личико пылало от страсти, а может… может, от гнева, потому что глаза её метали молнии, рука занесена для удара. Растрёпанная одежда свидетельствовала о весьма пылком ухаживании, сам кавалер был почти без сознания. Увидав Стася, девушка взвизгнула, парень вскочил на ноги, совершенно растерянный, точно пойманный с поличным напроказивший школьник.
Увидав пани Офку, Марина закрыла лицо руками, разрыдалась и кинулась госпоже в ноги.
— Ох, пани! — запричитала она. — Простите, что пустила сюда этого злодея, казалось поначалу, что парень из хорошего дома, что будет меня уважать и вам послужит, а он начал с другого конца и…
— И что? — резко спросила старостиха, когда девушка замялась.
— Ничего больше, но не приди вы и пан Стась, то уж и сама не знаю…
— А ты не могла крикнуть раньше?
— Ну как же, ваша милость, сначала он вёл себя пежливо, а потом уж было стыдно кричать…
— А валяться на одной лежанке с чужим парнем не стыдно? Кто ты? — спросила Офка, обращаясь к Скобенко.
— Скобенко я, киевский мещанин, сейчас служу у боярина Юрши.
Пани Офка даже вздрогнула от возмущения. Поставив подсвечник на столик, она повернулась к смущённому парню.
— Значит, ты служишь Юрше, этому злодею, и смеешь явиться к тем, кого держат взаперти, как заключённых?
Скобенко впервые поднял глаза на Офку.
— Я служу не старому воеводе, а его молодому племяннику… — пролепетал он.
— У того, о котором я говорил вашей милости нынче вечером, — вмешался Стась.
— Ну, коли так, дело другое! — сказала пани Офка и улыбнулась. — Тогда мы ещё поговорим.
Приказав Марине встать и привести в порядок расхристанную сорочку и плахту, старостиха уселась на табуретку. Потом, внимательно-испытующе уставившись на красивого пария, вполголоса бросила несколько слов Стаею. Паж вышел и тут же вернулся с завёрнутым в шёлковый платок письмом.
— Жаль мне тебя, — сказала она, обращаясь к Марине и Скобенко, — что вянет среди этих стен твоя красота. Мало того! Какой-то поганец пристаёт к тебе, а я не в силах тебя защитить, ведь и со мной каждую ночь может произойти то же, что с тобой нынче. Мы всего лишь слабые женщины и не всегда в силах обуздать жаждущее любви сердце.
