Какое-то время Юрша сидел молча, опустив голову на руки. Потом встал и ласково посмотрел на племянника.
— Видишь, Андрийко, какую штучку прислал мне сюда Кердеевич. Не только обесславил свой род и самого себя, но ещё хочет отравить зловонным дыханием и этот последний источник чистой воды, эту опору князя и народа.
— Но ведь она красива, дядя, красива, как… как…
— Как дьявол, который искушает угодника божьего. Её красота, сынок, поражает, но приглядись к ней ближе, и ты увидишь, что эта вишня полна отравы, что под шёлковыми ангельскими кудрями растут рожки дьявола.
Со страхом смотрел на воеводу юноша; не привыкший к размышлениям, он никак не мог согласовать то, что слышал, с тем, что видел.
Однако Михайло Юрша не дал ему долго раздумывать.
— Пойдём на майдан, — сказал он. — Нынче надо разослать людей по сёлам и сделать смотр имеющимся силам.
Андрий охотно последовал за дядей.
Луцкий замок стоял на высоком берегу Стыря, и приступить к нему можно было только с одной стороны. Замок окружали высокие стены с заборолами, крытыми ходами и вежами. Виднелись палаты князя, где и жил сейчас Юрша. Покои княгини, расположенные справа от большой стены, занимал каштелян Заремба, но он уехал в Серадз, и в них поселилась с Мариной его дочь, пани Офка, где сейчас и пребывала под неусыпным наблюдением четырёх ратников-татар. Юрша привёз их с украинского пограничья и даровал свободу. Живя на приволье, татары привязались к воеводе телом и душой, вот почему он и поручил им сторожить жену Кердеевича. В верхней части крепости стоял ещё кирпичный арсенал, а рядом «столп», то есть сложенная из огромных каменных глыб старинная вежа. Тут была самая древняя и наиболее обеспеченная от нападения часть крепости — детинец. Вход в вежу находился на две сажени над землёй, и, чтобы в неё попасть, надо было сначала подняться по лестнице. В нижней её части были закрома с припасами и очень глубокий колодезь, вода которого стояла на одном уровне с рекой. Под вежей находились погреба, где хранили запасы мёда, вина и прочего, а под ними подземелья для самых опасных узников. Кухня расположилась в отдельном строении. В ней готовили еду для всех жителей замка. В восточной части площади стояла часовня, где священник ежедневно служил обедню для городовой рати. Когда князь останавливался в крепости, то богослужение капеллан проводил в его покоях.
По обе стороны главной браны, выдвинувшись немного вперёд, высились две низкие, широкие и круглые башни, защищавшие доступ в замок с боков. Их соединяла крытая галерея, полом которой служил свод самой браны. В наружной стене этой галереи было множество бойниц, а в полу проделаны отверстия, по своей форме напоминающие лейку, куда можно было лить кипяток, горячую смолу или жидкий свинец на осаждающих, если те стали бы выламывать ворота. Луцк, разумеется, не мог сравниться с обороноспособностью Перемышля или Мариенбурга, но всё-таки стены были толстыми, и крепость могла оказать длительное сопротивление любому врагу.
На площади собралось несколько десятков мужиков в коротких кожухах и высоких шапках, вооружённых копьями, косами или топорами. У некоторых из-под кожухов торчали широкие сабли, и почти у каждого за поясом торчал нож, а за плечом лук и берестяной сагайдак со стрелами. Тут же ожесточённо спорили между собой Коструба и Грицько. Увидав воеводу и Андрия, они подошли и поклонились.
— Досточтимый воевода и ты боярин! — начал Грицько. — Решайте вы, кому из нас оставаться, а кому идти.
— Куда? — спросил Андрийко.
— Туда, куда идут эти люди, — и Грицько указал рукой на толпу мужиков, — в пограничные сёла собирать народ против иноземных грабителей.
— Идите оба, а мне оставьте Скобенка! — решил юноша. — Он, кроме как служить в боярских покоях, не для чего и не гож.
Юрша улыбнулся.
— Помните только, что в случае войны Луцк будет в осаде, а ваш боярин в опасности. И тогда не мешало бы хоть одному из вас быть с ним в замке.
Оба парня отошли в сторону, а воевода собрал мужиков и принялся назначать, кому в какие сёла и города ехать. Одних в Санщину, других в Перемышль, кого и Ярославль, а кого в Городок, в Вишню, Буск, Рогатин, Требовлю, Галич, Владимир-Волынский, Грубешев, Красностав. Мужики по-двое, по-трое расходились, вскакивали на своих низкорослых лошадёнок и уезжали. Коструба с Грицьком были направлены в Ныжайковичи и Добромиль.
