— Стоит ли продолжать? Ну и ну! А где он учился?
— А-а, сам, понимаешь ли, сам научился — там, дома. — Фиш в очередной раз набил рот. — Очень, знаешь ли, способный мальчик, но…
— Ну если он сам научился так рисовать, то он, должно быть, настоящий гений.
Фиш даже жевать перестал.
— Ты серьезно?
— Ну ясное дело. Послушайте, док, а вы уверены, что он сам это нарисовал?
— Конечно, конечно. — Фиш отмел обвинение в непорядочности. — Абсолютно честный мальчик, уж я-то его знаю. Нет, раз он говорит, что сам нарисовал, значит, — он глотнул, — сам и нарисовал. Но теперь скажи честно: ты в самом деле считаешь, что это так здорово?..
— Что вы, я правду говорю. С первого взгляда мне вообще показалось, что это Пикассо. Классического периода. Теперь я, конечно, вижу — тут другое. Но черт меня побери, это здорово. Я хочу сказать, если вы хотите знать мое мнение, то…
Фиш усердно кивал, всем своим видом подчеркивая, что слова Дэйва лишь подтверждают его собственные выводы:
— Угу, угу. Что ж, я рад, сынок, что ты так считаешь. Понимаешь ли, раз уж я родственник этому мальчику, я подумал… Конечно, на меня это произвело впечатление. Сильное впечатление. Так же, как и ты, я подумал о Пикассо. Но вот что касается денежной стороны… — он скорбно покачал головой, — то для нас обоих не секрет…
Дэйв почесал в затылке.
— Ну, тут все в порядке. Он наверняка смог бы получить заказы. Я хочу сказать, если бы у меня получались такие линии… — Он провел в воздухе контур поднятой руки мужчины.
— Да, так что там насчет заказов? — возбужденно ерзая, спросил Фиш.
— А, ну, знаете ли, на портреты, или на промышленный дизайн, или что он там себе выберет. — Дэйв покачал головой от восхищения, не сводя глаз с рисунка. — Если бы еще и в цвете…
— А что, Дэйв?
— Видите ли, я тут подумал… В Сан-Габриэле как раз объявлен конкурс на стенную роспись для городского центра. Приз — десять тысяч долларов. Вообще-то я не знаю, может и не получиться, но почему бы вам не предложить ему сделать все в цвете и не послать туда?
— В цвете, — без энтузиазма повторил Фиш. Он не сомневался, что машина ничего не станет раскрашивать. Можно, конечно, раздобыть коробку акварельных красок, но… — Понимаешь, Дэйв, тут вот какое дело, — начал он, поспешно соображая, — мальчик-то, видишь ли, заболел. Повредил руку… Ну, не так уж серьезно, — добавил он в утешение, поскольку рот Дэйва сочувственно округлился, — но еще какое-то время он ничего не сможет рисовать. Жаль, а ведь он мог бы, понимаешь, использовать эти деньги, чтобы расплатиться с докторами. — Фиш пожевал и глотнул. — Я тебе вот что скажу, хотя, конечно, идея-то бредовая: а почему бы тебе, Дэйв, не раскрасить этот рисунок да и не послать на конкурс? Понятно, если он не выиграет, я тебе заплатить не смогу, но…
— Да, черт возьми, док, но я не знаю, как это понравится вашему племяннику. Может, он задумал что-то другое — скажем, совсем другую цветовую гамму. Понимаете, мне бы не хотелось…
— Всю ответственность я беру на себя, — уверенно заявил Фиш. — Об этом не беспокойся. А если мы выиграем — что ж, я позабочусь, чтобы твоя работа была щедро оплачена, Дэйв. Ну так как?
— Тогда конечно, док. Я готов, ясное дело, — кивая головой и краснея, согласился Дэйв. — В ближайшие два дня я все сделаю, а затем отправлю по почте. Ладно? Тогда… Ах да, вот еще что — как зовут вашего племянника?
— Джордж Уилмингтон, — назвал Фиш первое попавшееся имя и оттолкнул в сторону пустую миску. — Уф, Дэйв, пожалуй, я закажу еще и ребрышки с картофельной стружкой.
Фиш отправился домой с резко возросшим уважением к машине. Он был уверен, что победа на конкурсе городского центра уже у него в кармане. Десять тысяч долларов! За один рисунок! Ну и ну, да в этой машине таились миллионы! Он аккуратно запер за собой входную дверь и опустил жалюзи, чтобы совсем затемнить хмурую маленькую гостиную. Затем включил свет. Вот она, машина, — все восемь сверкающих ее частей, расставленные на полу, мебели — повсюду. Он возбужденно переходил от одной части к другой, оглаживая ровные черные поверхности. Вся эта дорогущая аппаратура целиком принадлежала ему!
