Я взяла ручку, предложенную дамой, и поставила свою подпись. Потом принялась писать заявление, конечно, сделала ошибку, и пришлось снова переписывать.
Вот и всё, теперь никуда не денусь. Отчего-то стало грустно, а к горлу подступил комок:
неужели, сейчас расплачусь?
— Надеюсь, вам у нас понравится, — почему-то заискивающе сказала дама.
«Ох, нет, не думаю».
— А я помню вашу маму. Вы с ней похожи, такая же стройненькая, зеленоглазая, только у вашей мамы стрижка была короткая, а у вас волосы до пояса. Я Алевтина Степановна, может Анна рассказывала обо мне?
— Да, она говорила, что у неё тут много подруг осталось.
— Помнит нас, Анюта, — покачивая головой, сказала дама. — И мы её не забываем. Она такая хохотушка была. Передавайте ей привет.
Я вымученно улыбнулась, поблагодарила Алевтину Степановну и выбежала из кабинета. Скорей, на улицу — такая тоска легла на душу, хоть волком вой. Что называется, к месту.
Меня определили в кардиологию: кто бы сомневался, они помнят мою маму, а ещё сработал красный диплом, конечно. Что же, вперёд, в самостоятельную жизнь и нечего «нюни» распускать. Разве я не этого хотела?
В моём расписании сказано, что я заступаю на дежурство во вторник, в 8.00. Работа, конечно, не то, о чём я мечтала, но на первых порах сойдёт. Следить за больными во время дежурства и записывать улучшения или ухудшения в журнал наблюдений для лечащего врача. Очень хорошо, что на работу выходить во вторник: в запасе появился ещё один день на «осмотреться», значит, сегодня можно пойти со Стёпкой в лес. Надеюсь, он найдёт для меня немного времени.
— Конечно, я для тебя всегда свободен, — обрадовался Степан, когда я позвонила ему и попросила отвезти меня на прогулку в лес.
К лесу мы добрались на машине, оставили её у кромки леса, а дальше по тропинке пошли вглубь.
Я забыла этот лес. Всё, кажется, чужим и даже деревья пугают меня. А ведь когда-то, мне каждая тропинка была знакома. Помню детьми мы приходили сюда пешком. Набирали полные корзины еды и уходили в поход с утра и часов до трёх дня. По осени возвращались из леса с грибами, с черникой, а летом земляникой объедались.
— А помнишь, как мы с тобой заблудились? — вспомнил Стёпка, когда мы подошли к Волчьему оврагу, тут и стояла когда-то волчья ферма. Как раз в низине оврага, закапывали ободранные тушки волков. Даже думать об этом неприятно, а ведь этим страшным делом, кто-то занимался. Но это было давно, а теперь это просто овраг, поросший высокой пожелтевшей лесной травой.
— Не мы, а я заблудилась. Ты шёл за мной следом, не выпускал из виду. Так что, это я тебя завела в чащу.
— Так и есть, — согласился Степан.
— А потом мы с тобой пошли на юг, ориентируясь по соснам, — вспомнила я. Меня папа учил, как выбраться из леса, если заблудишься.
— И ведь вышли, — радостно сказал Стёпка, как будто это случилось сейчас, а не много лет назад.
— Точно, — подхватила я его настроение.
Я с наслаждением вдохнула лесной воздух: пахнет «прошлым». Аффективная память напомнила мне, как было хорошо когда-то.
— Красиво здесь, — заметила я.
— Конечно, красиво, — согласился Степан. — Осень. Люблю осень, — добавил он.
Не могу не согласиться с ним. В лесу карнавал красок — золотой, пурпурный, жёлтый и кое-где остатки зелёного цвета, всё смешалось в невероятной картине написанной самой природой. Воздух тёплый, но уже чувствуется дыхание поздней осени.
Стёпка постелил на траву подстилку, которую специально взял с собой. Я легла на спину, устремив взгляд к волшебным кронам деревьев, сквозь которые проглядывают рваные кусочки неба. Облака плывут устало, неторопливо. Птицы щебечут, сосны поскрипывают, а где-то дятел стучит длинным клювом по дереву. Звуки эхом разносятся по лесу и снова возвращаются, но уже иного порядка — звучные и отрывистые.
Стёпка сел рядом на подстилку и достал из рюкзака лимонад.
— Хочешь пить? — предложил он.
— Нет, не люблю сладкие газированные напитки, ещё больше пить захочется. А где они живут и с кем? — поинтересовалась я.
— Кто?
Степан не понял, о ком идёт речь или сделал вид, что не понял? Ох, хитрец.
— Ну, Влад и Ольга. Они ещё так молоды.
