На экране – десятки фраз, стихов, фигур и лиц. Столько не может поместиться на экране 17’’. Но оно там. Сзади, спереди, переплетаясь. Я смотрю и читаю. Замерев. Глупо.
Что такое
хорошо
и что такое
плохо?
Сзади этого лежит на боку:
Мною опять славословятся
мужчины, залежанные, как больница,
и женщины, истрепанные, как пословица.
Я вижу лица сквозь фразы. Какие-то даты, цифры - не банальные, не знакомые – вдалеке. Это все тут. Просто картинка. Живая. Объемная. Не понятно, только, зачем...
Я потянулась к системнику, вставила флешку. Когда он оказался рядом, закрыла глаза, тихонько отодвигаясь на колесиках кресла. Только не смотреть на него...
Проверив флешку на вирусняк, ушел.
Исчез.
Испарился.
Дематериализоваться.
Как я и хотела.
8.
- Тебя вчера видели с Уродом. На улице у остановки.
Я ударилась затылком о стальной столб остановки и закрыла глаза. Потом еще раз. Черт...
- Кто видел? – спросила я.
- Не знаю. Макс сказал, что вы поболтали и вместе ушли. А кто ему сказал, я не знаю.
Я открыла глаза и посмотрела на Аньку. Она курила. Я вдыхала ее дым. Ее пошлый ментол и старомодный никотин. Черт...
Я ухватила зубами заусенец. Перегрызла клыками. Посмотрела. Подцепила ногтями.
- Не расскажешь? Интересно же!
Из-под заусенца показалась капелька крови. Сразу большая. Будто ждала, томилась до времени, когда станет возможным пролиться. Я засунула палец в рот и посмотрела на Аньку. Все мы стареем и кровоточим.
- Нечего рассказывать. Мы не вместе ушли. Я поехала в интернет-кафе, а он куда-то еще.
Потом мы сидели на наших кроватях и читали, выписывали, читали, выписывали... Новая брошюра, новая книга, новый автор... читали, выписывали. Когда пришел Макс, я стояла на карачках над всей макулатурой и тянула спину. То есть, заходя, он видел мой зад, направленный аккурат на входящего. Наверно, это и заставило его рассмеяться. Анька зубрила философию. До того, как он вошел.
Она посмотрела молящим взглядом. «Смойся, пожалуйста» – говорил этот взгляд.
Надев кофту и туфли, захватив лекции, я вышла. В общем-то, им было все равно. Они уже не видели меня. Где-нибудь посижу на улице.
Было тепло и тихо. На территории полно народу. Лавки заняты. Низкое солнце за облаками. Еще светло, но уже вечереет. Внизу живота тянет. Хочется сесть.
Я искала глазами знакомые лица. Зацепиться за кого-нибудь и провести эти пару часов. В сумке на плече сложены лекции. Но здесь и сейчас, в тихом финиширующем дне, хотелось легкости в мыслях. Дать отдохнуть голове. Просто, отдохнуть.
- Привет, Лидок, – прошли мимо две сокурсницы.
Я кивнула и улыбнулась. Пошла вперед, чтобы не стоять на месте. Беспризорщина какая-то...
- Лида! – послышалось слева. Я обернулась. – Ты куда? Иди к нам!
На белой лавке, на всех ее частях: и на сидушке и на спинке, сидела кучка ребят. Здесь был Лешка и Олежек. Здесь был бугай, которому Урод писал курсач. Здесь были две совсем незнакомые девчонки.
- Мы в Винстрим собираемся. Пойдешь с нами? – спросил Лешка.
Я кивнула. Девушкам вход бесплатный. Всегда. И за это я тоже люблю Винстрим.
Я могу прийти, послушать музыку, потанцевать, поболтать со знакомыми. Я могу, просто, прийти. Мне не обязательно тратить кровные. Если кто-то хочет меня угостить, он угощает. Я не против. Это просто. Если ты одинокая и симпатичная, всегда найдется кто-то желающий тебя угостить. И если этот кто-то посчитает, что заработал исключительное внимание, сокурсники объяснят, что он ошибается.
Это просто.
Если не думать об этом.
Мы были внутри, мы сидели, пили, закусывали, танцевали. Мы болтали и смеялись. Я смотрела на Лешку, взглядом прося отцепить от меня пристающего бугая. Андрей его зовут. Да.
Жуткий транс сменила новая Мадонна. Медленная Мадонна. Вечная Мадонна. Мадонна, пишущая сказки для детей.
Поднявшись и обойдя стол, Лешка наклонился и протянул руку. Взял меня за запястье. Вытянул на волю.
- Я боюсь его, – сказала я, оказавшись в его руках. Мы отошли в толпу. Розовые, зеленые, сиреневые фигуры и лучи бегали по лицам и полу. Пахло кондиционированным воздухом и дискотечным дымом.
Он не ответил. Просто обнимал, двигаясь. Его дыхание щекотало лоб и висок. Он был знакомым и теплым. Он был своим.