Остановившись, я развернулась. Женщина уже вернулась в свою компанию. Я подошла к перилам, на которых она сидела одним бедром, окликнула. Она обернулась.
- Меня зовут Лида, – сказала я.
- Гриша, – протянула она руку ко мне вниз.
Я попыталась не выдать удивления, но в мысли закралось подозрение, что она, все же, трансвестит. Пожала твердую теплую ладонь.
- Я хотела бы сделать тебе предложение. Скромное... – улыбнулась я, отходя.
Склонив голову набок, она перемахнула через перила и подошла ко мне.
- Я не звезда и не дочка олигарха. И я постоянно попадаю в подобные ситуации. Мне не нужна телохранительница, но твоя способность отшить подобную шваль одним словом – просто грандиозна. Если тебя в принципе может это заинтересовать, я хочу предложить работу. Я корреспондент новостного канала. Начинающий. Пока...
Она слушала меня молча, абсолютно не меняясь в лице. В какой-то момент мне показалось, что она вообще не слышит. У меня было несколько мотиваций: она, вроде, женщина, она одним взглядом может оградить от ненужного внимания и одним словом – избавить.
Подавив желание осведомиться о том, как она меня слышит и понимает ли вообще, я продолжала. В тот зимний вечер я была готова платить ей четвертую часть своего оклада. О том, что он очень скоро и очень весомо увеличится, я знала наверняка. Но говорить об этом не стоило. Покупать человека на перспективы я не считала честным.
- Я понимаю, что это немного, – прокомментировала я сумму предлагаемого оклада, - и понимаю, что работа необычная. Что-то вроде телохранительницы... Но, если тебе интересно, я буду рада твоей компании.
- Мне интересно, – ответила она сразу. Тем же тоном. Спокойно-безразличным.
Я не сдержала радостной улыбки. Приподняла подмерзающую ногу.
- Может, в машине продолжим разговор?
- Сама решай... – сказала она и обернулась к товарищам, чтобы сказать: пока, до встречи. С того дня «сама решай...» я слышала чуть ли не каждый день. И каждый раз это скидывание ответственности придавало сил.
Лишь через пару месяцев я спросила: почему «Гриша»?
Полный день мы проводили с ней вместе. Она стала компаньонкой и подругой. Причем так незаметно и стремительно, что я иногда смущалась. Казалось, что я не имею права так нагло заполнять ее жизнь, ее личное время (намного дольше, чем восемь рабочих часов в день).
Достав паспорт из набедренной сумки, она протянула мне. Я прочитала раз, прочила второй, соображая. Сдавшись, обернулась к ней. Мы стояли в пробке на третьем кольце. Она сказала: операция по смене пола.
Паспорт гласил: Григорий Валентинович Миронов, 1975 г.р.
Сзади послышался гудок. Я тронулась, пытаясь придти в себя.
- Так, ты мужчина?
- Похоже, что я мужчина? – спросила Гриша. Я обернулась к ней.
Вообще-то, да, хотелось сказать. Но я не ответила. Меня мучил лишь один вопрос, и я сдалась в попытках сформулировать его так, чтобы он прозвучал как-то помягче.
- Гриша, ты испытываешь сексуальное возбуждение, находясь рядом со мной?
Я чувствовала, как покраснела. Я вообще не краснела. Никогда. Возможно, это был первый случай, когда я покраснела.
- А должна? – спросила она спокойно, будто это был обычный рабочий вопрос.
Если мужчина, то должна, думала я. Я так устроена. Я не всегда могу это контролировать. Но, слава богу, если нет. Я обернулась, чувствуя, как горят уши.
- Да или нет?
- Нет, – покачала она головой.
Я кивнула, облегченно выдыхая.
- Почему ты не сменила паспорт?
- Не успела, – пожала она плечами.
2. Март 2008 года, Косовска-Митровица
Выборы завершились известным всему населению страны за полгода до начала предвыборной компании результатом. Все было прогнозируемо и банально. Выбор был сделан без моего гражданского сознательного участия. Выбор был сделан.
Когда всеми правдами и неправдами я получила направление в Косовска-Митровицу, казалось, жизнь налаживается. Конечно, это кощунство, но я собиралась отработать свою личную «произвольную программу» в каждом из репортажей.
От наблюдения забастовки клонило в сон. Конфликт должен был разгореться и достигнуть точки кипения, чтобы потом дать возможность себя разрешить. В воздухе пахло гарью. Чувствовалось возбуждение. На следующий после нашего приезда день, 16 марта, сербы захватили здание суда.
