— Нет, — как-то безразлично выдавил из себя Любимцев, — но на своих признательных показаниях я настаиваю.
— Хорошо, — кивнул головой полковник. — Но вы как муж погибшей должны знать, что в свидетельстве о ее смерти была допущена ошибка. Ошибка связана с неправильным переводом медицинского заключения греческого врача. Переводчик либо спешил, либо плохо владел медицинской терминологией. Ваша жена скончалась не из-за инфаркта и утопления, причиной ее гибели явилось обширное кровоизлияние в мозг. В целом это тоже болезнь, связанная с сосудами, но все-таки разница существует.
Любимцев слушал с каким-то недоумением, по всей видимости, пытаясь понять, как изменение диагноза может повлиять на его дальнейшую судьбу.
— В своем признании вы написали, — продолжил полковник, — что ваша жена принимала определенные лекарства, а также указали, что даже давали ей увеличенную дозу данных препаратов. Мы обратились за помощью к эксперту. В своем отчете он подтвердил, что нейролептики действительно могут вызывать болезни сердца и сосудов, однако их побочный эффект в данном направлении невелик. К тому же в клинике, где производилось вскрытие тела вашей жены, был оставлен ее биологический материал. Этот материал был предоставлен эксперту и он пришел к выводу, что содержание данного лекарства в организме не превышало допустимые нормы. Таким образом, вы никак не повлияли на смерть вашей супруги. На этом основании следствие делает вывод, что все произошедшее было несчастным случаем. Добавлю от себя, что наши сотрудники еще раз пообщались с греческим доктором, который делал вскрытие. Он отметил, что если бы все произошло на берегу, и была бы вовремя оказана медицинская помощь, вашу жену, возможно, удалось бы спасти. Однако все равно последствия для ее здоровья были бы весьма тяжелыми.
Любимцев молчал, осмысливая слова полковника.
— А я? — вдруг спросил он.
— Вы не являетесь ни подозреваемым, ни подследственным в этом деле, — отозвался полковник. — С вас также снимаются те подписки, которые вы дали. Можете свободно перемещаться по стране и по всему миру, а также рассказывать, что хотите и кому хотите.
— То есть не будет суда, не будет ничего? — спросил Любимцев.
— Конечно, а на каком основании?
— Но …я думал, — начал несколько обескураженный Любимцев.
— Ступайте домой, — предложил полковник. — Мне кажется, что вы очень устали, отдохните, пригласите друзей, поговорите с ними по душам.
— Да, да, спасибо, я тогда пойду, — проговорил посетитель и, вежливо попрощавшись, удалился.
— Вот чудик! — невольно вырывалось у одного из присутствующих следователей, когда дверь за актером закрылась. — Зачем же он себя оговорил?
— Да кто ж его знает, — с некоторой иронией заметил полковник, — редкий кадр, большинство мужей на его месте доказывали бы, что не причастны, а этот стал себя обвинять. Может быть, нам майор Владимиров пояснит поведение этого человека? Он вел с ним опросы. Правда, ведь странное поведение?
— Предполагаю, товарищ полковник, — проговорил Владимиров, — что все произошло по системе Станиславского. Ведь согласно ей, актер для большей правдоподобности создаваемого им на сцене или в кино образа должен полностью вжиться в судьбу героя, переосмыслить и перечувствовать все то, что может чувствовать этот человек. Вот и Любимцев как актер представил себя в роли убийцы и сам поверил этому. Вспомнил, что лекарства жене давал, прочитал где-нибудь, что лекарства эти опасны, вспомнил об обидах, которые супруге наносил, о ее стрессе, возникающем, в том числе и из-за семейных неурядиц. Ну и решил, что этот именно он вольно или невольно ее до гробовой доски довел. А дальше эти фантазии завели его в мой кабинет со словами признания.
— Возможно, вы и правы, майор, — заметил начальник, — но больно это все сложно. Те, с кем мы обычно имеем дело, как-то попроще мыслят и попроще живут. Но в целом следствие завершено, доказательная база крепкая, поэтому высказываю всем вам благодарность.
Поняв, что совещание завершено, Владимиров и его коллеги покинули кабинет полковника.