Суета сует - страница 10

Мы с Гарольдом совершили паломничество в Ист-Кокер[26], и там Гарольд прочитал свой любимый отрывок из «Четырех квартетов» (он завершается словами «Сегодня и в Англии» и, как выяснилось, взят из поэмы «Литтл Гиддинг»[27]). В церкви мы с благоговением склонились перед табличкой, увековечивающей память Томаса Стернза Элиота.

Провинстаун, Кейп-Код — мы поехали туда, чтобы Гарольд поправил свое здоровье. Гарольд пишет; что — мне не известно. Он кричал на Стива Маккуина [28], причем тот стоял довольно далеко — должно быть, это хороший знак, ведь до того Гарольд был совершенно обессилен. Стив Маккуин: «Не кричи на меня, Гарольд, я тебе не дворецкий». Гарольд: «На дворецкого я не кричу».

Случайно, в парикмахерской, сочинила забавную безделицу под названием «Ничье возвращение домой»[29]: персонажи разных пьес Гарольда собираются вместе и начинают болтать. Гарольду эта вещица понравилась, и он хочет распространить ее среди тех, «кому небезразлично его творчество».

Так началась счастливейшая пора нашей жизни. Я вспоминала Донна и его стихотворение: «Тебя я, как Америку, открою, смирю и заселю одним собою»[30]. В этом случае Америка и вправду стала для нас новым континентом. Хотя в прошлой жизни мы оба неоднократно бывали в Штатах, никогда прежде ощущение свободы и новизны не доставляло нам такого удовольствия — вероятно, в этот раз все было иначе, поскольку ни наши семьи, ни наша прошлая жизнь не следовали за нами. Гарольд репетировал с Томом Кортни[31] пьесу «Я страшно занят»[32]. Я пешком добиралась до библиотеки[33]. Погода была чудесная: осенний Нью-Йорк. Все, кого мы видели по вечерам, казались нам интересными и много работали — и женщины, и мужчины. В гостинице мы устроились почти по-домашнему: заказывали обеды в гастрономе на Мэдисон-авеню (обычай, еще не знакомый лондонцам 1970-х годов).

У нас обедают Энгус Уилсон и Тони Гаррет[34]. Спорят о пьесе «Я страшно занят». Энгус: «Саймон Хенч принадлежит к тому жестокосердному сообществу, где сильные ополчаются на слабых. Яркий представитель этого сообщества — госпожа Тэтчер». Гарольд: «Вовсе нет. Речь о требованиях, которые слабые предъявляют к сильным».

Как сказал мне один католический священник, «раньше церковь придерживалась той позиции, что разведенные, вступающие во внебрачные отношения, пребывают во грехе. Потом произошли некоторые изменения. Теперь мы считаем, что только Богу известно, кто пребывает во грехе… И наша обязанность как пастырей — помогать людям». Столь деликатное отношение поистине впечатляет.

Отличные новости: Гарольд пишет новую пьесу. Кажется, пугливый и резкий шум, доносившийся с кухни, где собрались друзья Бенджи[35] (у них были короткие каникулы), вынудил его переместиться наверх. Как он счастлив, когда пишет! Он становится совсем другим.

Гарольд читает мне пьесу, с шутливым заглавием «Рукопись, присланная самотеком». Я вижу, что она очень далеко ушла от первоначального замысла; по словам Гарольда, так происходит со всеми его текстами. Теперь пьеса во многом посвящена мужской дружбе (без малейшего оттенка гомоэротизма), так много значащей для Гарольда, кроме того, там отчетливо видна его страсть к крикету и симпатия к игрокам в крикет. Гарольд говорит, что не был особенно близок с Майклом Бэйкуэллом: он ни разу не упомянул его имени за последние два с половиной года, а ведь обычно любит говорить о своих друзьях-мужчинах, со многими из них видится, для него это важно. Что касается реплик об игре в сквош: по-моему, здесь подразумевается скорее Саймон Грэй. Ну, конечно, кроме истории с женой. В конце концов, замечает Гарольд, с чего бы ни начинался ваш замысел, пьеса все равно уходит корнями в воображение, ведь правда же? Гарольд часто обращается к этой теме и настроен весьма решительно. Я замечаю, что он отвергает любые попытки установить прямую связь между его пьесами и какими-то конкретными событиями в его жизни. Между тем кто-нибудь то и дело узнает себя в «Возвращении домой». (Не понимаю, как вообще можно хотеть быть персонажем «Возвращения домой»?) Я замечаю, что поиск такой связи продиктован самой природой человека. Гарольд не принимает этого довода.