— Да, Чанц, — сказал он. — Шмид знал греческий и латынь, он был образованным человеком и потому перед ним открывалось большое будущее; тем не менее я не ездил бы быстрее ста километров в час.
Миновав Гюмменен, машина вдруг остановилась у бензоколонки. К ним тотчас подошел заправщик.
— Полиция, — сказал Чанц, — нам нужны кое-какие сведения.
На лице склонившегося к машине человека мелькнули любопытство и испуг.
— Останавливался ли у вас два дня назад автомобилист, называвший свою машину «синим Хароном»?
Человек удивленно покачал головой, и Чанц поехал дальше.
— Спросим у следующего.
На заправочной под Керцерсом тоже ничего не знали.
Берлах проворчал:
— То, что вы делаете, не имеет смысла.
Неподалеку от Эрлаха Чанцу повезло. В понедельник вечером здесь побывал такой, ответили ему.
— Вот видите, — сказал Чанц, свернув у Ландерона на дорогу Нойенбург — Биль, — теперь нам известно, что в понедельник вечером Шмид ехал по дороге Керцерс — Инс.
— Вы уверены? — спросил комиссар.
— Я представил вам бесспорное доказательство.
— Да, доказательство бесспорное. Но что оно вам дает, Чанц? — поинтересовался Берлах.
— Мало что. Но все, что мы знаем, нам поможет в дальнейшем, — ответил он.
— Вы правы, — сказал старик, высматривая Бильское озеро. Дождь прекратился. После Нойвевиля озеро выглянуло сквозь разрывы тумана. Они въехали в Лигерц. Чанц ехал медленно, ища поворот на Ламбуэн.
Теперь машина взбиралась по склонам виноградников. Берлах опустил стекло и смотрел вниз, на озеро. Над островом Петра[3] видны были звезды. В воде отражались огни, по озеру неслась моторная лодка. Поздновато для этого времени года, подумал Берлах. Перед ними в долине лежал Тванн, за ними — Лигерц.
Они повернули и поехали к угадываемому в темноте лесу. Чанц заколебался и сказал, что дорога, может быть, ведет только в Шернельц. Поравнявшись с пешеходом, Чанц остановил машину.
— Это дорога на Ламбуэн?
— Поезжайте прямо вперед, а за белыми домами на опушке леса — направо в лес, — ответил человек в кожаной куртке и свистнул своей собачонке, белой с черной мордой, крутившейся в свете фар.
— Пошли, Пинг-Понг!
Они миновали виноградники и вскоре оказались в лесу. Ели, словно бесконечный строй колонн, надвигались на них в свете фар. Дорога была узкой и скверной, то и дело в стекло ударялись ветки. Справа дорога круто обрывалась. Чанц ехал так медленно, что было слышно, как шумит вода в ущелье.
— Это ущелье Тваннбах, — пояснил Чанц. — По ту сторону дорога в Тванн.
Скалы слева то скрывались в темноте, то вспыхивали белым светом. Кругом царил мрак, было новолуние. Дорога больше не подымалась, и ручей шумел теперь рядом с ними. Они свернули налево и проехали через мост. Перед ними открылась дорога. Дорога от Тванна на Ламбуэн. Чанц остановил машину.
Он выключил фары, и они очутились в полной темноте.
— Что теперь? — спросил Берлах.
— Теперь будем ждать. Без двадцати восемь.
Они стали ждать. Часы показывали уже восемь, но ничего не происходило. Тогда Берлах сказал, что пора уже Чанцу объяснить, что он задумал.
— Определенного плана у меня нет, комиссар. Я пока недостаточно вник в дело Шмида, да и вы еще блуждаете в потемках, хотя у вас и есть подозрение. Сейчас я исхожу из того, что там, где Шмид был в среду, вечером должно снова собраться общество, и многие наверняка приедут на машинах, ведь общество, где в нынешнее время носят фрак, должно быть многочисленным. Это, конечно, лишь предположение, комиссар Берлах, но предположения в нашем деле для того и существуют, чтобы исходить из них.
— Расследования по поводу пребывания Шмида на Тессенберге, проведенные полицией Биля, Нойенштадта[4], Тванна и Ламбуэна, не дали никаких результатов, — скептически заметил комиссар в ответ на рассуждения своего подчиненного.
— Шмид стал жертвой человека более ловкого, нежели полиция Биля и Нойенштадта, — возразил Чанц.
— Откуда вам это известно? — проворчал Берлах.
— Я никого не подозреваю, — сказал Чанц. — Но я уважаю человека, убившего Шмида, если только здесь уместно слово «уважение».
Берлах слушал его, не двигаясь, приподняв плечи.
