Берлах засунул руки в карманы пальто и снова глянул на спидометр.
– Да, Чанц, – сказал он. – Шмид был образованным человеком, знал греческий и латынь, иерея ним открывалось большое будущее, как перед человеком образованным, но тем не менее я не ездил бы быстрее ста километров в час.
Миновав Гюмменен, машина вдруг остановилась у бензоколонки. К ним подошел человек с намерением обслужить их.
– Полиция, – сказал Чани, – нам нужны кое-какие сведения.
Они увидели любопытное и немного испуганное лицо, склонившееся к машине.
– Останавливался у вас два дня тому назад автомобилист, называвший свою машину синим Хароном?
Человек удивленно покачал головой, и Чанц поехал дальше.
– Спросим у следующего.
В заправочной под Керцерсом тоже ничего не знали.
Берлах проворчал:
– То, что вы делаете, не имеет смысла. Под Эрлахом Чанцу повезло. В понедельник вечером здесь был такой, ответили ему.
– Вот видите, – сказал Чанц, когда они у Ландерона свернули на дорогу Нойенштадт-Биль, – теперь нам известно, что в понедельник вечером Шмид ехал по дороге Кернере-Инс.
– Вы уверены? – спросил комиссар.
– Я представил вам бесспорное доказательство.
– Да, доказательство бесспорное. Но для чего оно вам, Чанц? – поинтересовался Берлах.
– Просто так. Все, что мы знаем, нам поможет в дальнейшем, – ответил он.
– Вот вы и снова правы, – сказал старик и стал смотреть на Бильское озеро.
Дождь перестал. После Невиля озеро выглянуло сквозь разрывы тумана. Они въехали в Лигерц. Чанц ехал медленно, ища поворот на Ламбуэн.
Теперь машина поднималась по склонам виноградников. Берлах опустил стекла и смотрел вниз, на озеро. Над островом Петере видны были звезды. В воде отражались огни, по озеру неслась моторная лодка. Поздновато для этого времени года, подумал Берлах. Перед ними в долине лежал Тванн, за ними – Лигерц.
Они сделали поворот и поехали к лесу, который угадывался в темноте. Чанц заколебался н сказал, что дорога, может быть, ведет только в Шервельц.
Когда они поравнялись е пешеходом, Чанц остановил машину.
– Это дорога на Ламбуэн?
– Прямо вперед, а у ряда белых домов на опушке леса – направо в лес, – ответил человек в кожаной куртке и свистнул своей собачонке – белой с черной мордой, – крутившейся в свете фар.
– Пошли, Пинг-понг!
Они миновали виноградники и вскоре оказались в лесу. Ели надвигались на них – бесконечная вереница освещенных колонн. Дорога была узкой и плохой, то и дело ветки ударялись о стекло. Справа дорога круто обрывалась. Чанц ехал так медленно, что они слышали, как шумит вода в ущелье.
– Это ущелье Тваннбах, – пояснил Чанц. – По ту сторону дорога в Тванн.
Слева скалы скрывались в темноте и затем снова вспыхивали белым светом.
Кругом был мрак, как раз наступило новолуние. Дорога больше не подымалась, и ручей шумел теперь рядом с ними. Они свернули налево и проехали через мост. Перед ними лежала дорога. Дорога от Тванна на Ламбуэн. Чанц остановил машину.
Он выключил фары, и они очутились в полной темноте.
– Что теперь? – спросил Берлах.
– Теперь будем ждать. Без двадцати восемь.
* * *
Они стали ждать. Часы показывали уже восемь, но ничего не происходило.
Тогда Берлах сказал, что пора уже Чанцу объяснить, что он задумал.
– Определенного плана у меня нет, комиссар. Я пока недостаточно проник в дело Шмида, да и вы еще блуждаете в потемках, хотя у вас и есть подозрение.
Я решил сегодня построить все в расчете на то, что там, где Шмид был в среду, вечером снова соберется общество, на которое кое-кто приедет на машине, – ведь общество, в котором в нынешнее время носят фрак, должно быть многочисленным. Это, конечно, лишь предположение, комиссар Берлах, но предположения в нашем деле и существуют для того, чтобы исходить из них.
– Расследования по поводу пребывания Шмида на Тессенберге, проведенные полицией Биля, Нойенштадта, Тванна и Ламбуэна, не дали никаких результатов, – заметил довольно скептически комиссар в ответ на рассуждения своего подчиненного.
– Шмид стал жертвой человека более ловкого, нежели полиция Биля и Нойенштадта, – возразил Чанц.
– Откуда это вам известно? – проворчал Берлах.
