Моей первой необычной находкой стала круглая печать. Тогда я еще не знал, что она гербовая и ее потеря связана с крупными неприятностями для того, кто ее обронил. Помнится, первый документ, полученный мною, — копия свидетельства о рождении — был точно с такой же печатью — ободка с текстом и оттиском ржаных колосьев, перевитых лентой, между изгибами которых над лучами восходящего солнца покоился земной шар с изображением на нем серпа и молота.
А нашел я печать совершенно случайно. Летом к нам в село из областного города приехал аттракцион: карусель и лодочные качели. Их возводили целую неделю на наших глазах. Наспех позавтракав парой-тройкой картошек с зеленым луком, съев ломоть хлеба и выпив кружку парного молока, мы, братья, боясь отстать от других, бежали на площадку перед школой, где ставили аттракционы.
Пуск карусели и качелей был намечен на последнее воскресенье июня. Как же мы ждали этот день!.. Знали уже все: сколько дней будет работать аттракцион, сколько будут стоить билеты за удовольствие прокатиться на карусели или качелях. Знали, что нам, мальчуганам, на лошадь забраться не дадут, ну а в карете — хоть до упаду. А цена что за лошадь, что за карету одна, даже обидно: пятак. На день открытия отец пообещал нам по гривеннику, и только в том случае, если мы будем себя вести «тише воды ниже травы» и не отлынивать от работы в огороде и по хозяйству.
Аттракционы! Это же целое событие в нашей ребячьей жизни! Раскрашенные гривастые кони с крутыми шеями чем-то напоминали несущихся в бешеном галопе кавалерийских коней в атаке. К каждой паре лошадей цеплялась четырехместная ярко раскрашенная карета.
Электричества в селе в те годы не было. На качелях лодки раскачивались с помощью ног катающихся, карусель приводили в движение лихие парни, состоявшие при аттракционе. К своему делу они относились также спокойно, как землекопы к рытью ям и канав, как лесорубы к повалу леса или грузчики к переноске тяжестей…
Уже в субботу все было опробовано и готово к пуску. На тонких металлических стержнях висели блестевшие на солнце три качельные лодки: «Чайка» (ослепительно белая), «Сокол» (серая) и «Волна» (голубая, как небо в яркий солнечный день). Карусель с пестро разукрашенным брезентовым куполом напоминала нечто сказочное. Волшебный шатер, от которого трудно оторвать глаз. Вокруг аттракциона, как грибы после летнего дождя, выросли фанерные ларьки для продажи мороженого, морса, парфюмерии. Над всем этим возвышалась будка с надписью «Касса».
Центр села принял праздничный вид, даже аптека и парикмахерская, которые со дня их летоисчисления ни разу не ремонтировались, и те по чьему-то распоряжению покрыли новой жестью и побелили. Базар в это воскресенье и тот был особенный. Из дальних и близлежащих деревень понаехало столько подвод, что уже рано утром все коновязи были заняты распряженными лошадьми, похрустывающими свежескошенной травой. Благодаря старшему брату я сумел достать билет на карусель. Удалось это лишь к обеду, когда аттракционные страсти — визг баб и девок, крики и подначки мужиков, следящих за взлетом лодок на качелях, достиг своего апогея. Я был безмерно счастлив, когда билетерша, наконец, надорвала на моем билете «контроль» и можно было броситься к заранее облюбованной карете, которую тащил за собой серый в темных яблоках рысак. Эту масть орловских рысаков особо высоко ценил мой отец, страстный лошадник. Со мной в карете очутились рослые девки, которые то и дело пронзительно взвизгивали и громко взахлеб хохотали.
После первых трех-четырех кругов меня начало подташнивать. Кружилась голова. Перед глазами все поплыло. Вначале я еще с трудом выхватывал в толпе голову отца в выгоревшем на солнце картузе, а потом все слилось в непрерывную серую ленту, над которой голубело небо. Но я изо всех сил крепился. Чтобы, не выходя за загородку, вторично забраться на карусель, нужно было подойти к билетерше и подать ей билет. Я так и сделал, но когда садился в карету, услышал голос отца:
— Сынок, почему ты такой бледный? Может быть, хватит?
Меня подташнивало, кружилась голова, но я все-таки нашел в себе силы улыбнуться отцу и ответить:
