– А что не угощаешь?
– Пожалуйста, товарищ прапорщик! – И протягиваю ему, а рота знает о моей задумке.
Прапорщик:
– Учитесь у старшого! Рядовой Панкратов уважает командира, угощает.
Берет он этот кусок мыла в рот – и… начинает материться:
– Ты что мне дал?!
И отправил меня на губу.
В армии стихи писать почти не доводилось, да я и побаивался, потому что дал подписку о нераспространении. Но иногда мой поэтический талант приносил пользу другим.
Мы поехали на учения в Горьковскую область, и была у нас такая практика: выбрасывать конверты в окна на станциях в надежде, что их подберут девушки. А солдаты темные были, необразованные. Вот я для них и сочинял четверостишия по примеру «Дорогой незнакомке от…» Письма сворачивали в форме треугольников, как фронтовые, и выбрасывали в окно. Был у нас старший сержант Сашко Пивовар, украинец. Я написал для него такое вот письмо, и на одной станции девушка откликнулась, ответила. У них завязалась переписка.
Он часто по ночам плакал. Я думал, может, обижают парня. Спросил, что случилось. Оказалось, что он вырос без отца, мать инвалид, он был единственным кормильцем в семье, работал трактористом, а его в армию отправили, потому что план призыва надо было выполнять. У нас он был главным механиком на БМП (боевой машине пехоты). Однажды наш полк задействовали в съемках фильма «Фронт. За линией фронта». Режиссер Игорь Гостев попросил меня помочь, потому что вторым режиссером у него была женщина, Владлена Харитонова, – а картина военная. Консультантом на фильме был генерал-полковник Дружинин, и я не выдержал, подошел к нему и попросил освободить от воинской обязанности старшего сержанта Пивовара. Через три недели Сашко освободили от армии и отправили домой. Он вернулся на родину, встретился с девушкой, с которой они переписывались. Потом они поженились, сейчас у них трое детей. Вот так счастливо закончилась одна история любви.
Для меня же работа на съемках фильма «Фронт. За линией фронта» стала хорошей школой. Я фактически выполнял обязанности второго режиссера. Правда, зарплату я не имел права получать. На площадке я командую, а потом – съемочный день закончился и надо возвращаться в палатки, которые были у нас вместо казарм. До этого у меня уже был опыт работы в качестве второго режиссера: по окончании второго курса ВГИКа мы работали над историческим фильмом «Принимаю на себя» про Серго Орджоникидзе режиссера Александра Орлова.
Наш полк считался элитным. У нас была теплая казарма, кровати двухъярусные. Единственное неудобство – не было горячей воды, умывались холодной. Когда давали отпускные, наши солдаты хвастались, что у нас были хромовые, яловые сапоги, а у простых солдат кирзовые.
Не так давно я был на юбилее нашей Таманской дивизии. Я пришел в свой полк, в свою казарму – а там сейчас служат контрактники. У каждого и коврик под кроваткой, и тапочки, и холодильничек стоит в казарме – у нас этого, конечно, не было. Есть даже телевизоры. У нас был один в Ленинской комнате – это изба-читальня, где проводились политзанятия. Смотреть разрешалось только в определенное время – дадут тебе час посидеть посмотреть телепрограмму, обычно, новости. Я посмотрел, как живут нынешние военные, и сказал им:
– Ребята, при таких условиях стыдно плохо служить.
В армии среди солдат, как когда-то в детстве среди деревенских пацанов, я слыл главным эрудитом, из-за чего чуть не попал в неприятную историю. Было это на учениях в Горьковской области. Сидели мы в окопе, и я солдатам рассказывал содержание «Архипелага ГУЛАГ» А. И. Солженицына, потому что они его не читали. Солдаты, разинув рты, слушали о лагерной жизни при советской власти, а в окоп незаметно зашел новый командир роты младший лейтенант Сергей и послушал. После моей лекции он меня вызвал.
– Вы соображаете, что вы делаете? Солженицына рассказываете! (А Солженицын был тогда запрещенным писателем.)
Я не растерялся:
– Простите, я закончил ВГИК, это идеологический институт, а чтобы бороться с врагом, его надо знать.
Лейтенант задумался:
