- Мне приказано тебя накормить. Я человек дисциплинированный. Приказы привык выполнять. А потом могу предложить тебе программу отдыха, - и тут же, увидев по растерянности на ее лице, что у нее планы были свои, но и отказать ему ей неудобно, спросил поспешно, - или ты куда собиралась?
- Да нет, я просто хотела...
- Побыть одна, - понял он тотчас и уже другим тоном, как бы не о ней уже думая, сказал, - понимаю.
Алена действительно хотела побыть одна. Она так долго ждала свидания с Костей, так долго мечтала о нем, что, кажется, даже и не осознала еще реальность завтрашней встречи.
Ей хотелось просмотреть свой небольшой гардероб, продумать каждую мелочь: шарфик, клипсы, подготовить платье, все почистить, погладить, чтобы соответствовать элегантности Кости; продумать, о чем говорить, чтобы ему было интересно с ней. О художниках она знала, ну, непростительно мало, и один день в библиотеке не смог бы заполнить подобный пробел. Не намного лучше были и ее познания в музыке. Общение с музыкой сводилось, в основном, к приятным мыслям под негромкий звук приемника, а о жизни композиторов, о вехах их творчества, исканиях, терзаниях и прочих важных вещах, о которых надо вести беседу в такой компании, как Костина, она не знала, практически, ничего и ужаснулась своему бескультурью. Как же много нужно ей преодолеть, чтобы стать достойной Кости!
Конечно, она могла говорить о литературе, да и то... Она вздохнула, критически оценивая свои возможности. Она знала наизусть много стихов, и не только современных поэтов, но немножко, так, кое-что из Данте, Шекспира, Гейне... И, конечно, русскую поэзию девятнадцатого века... кое-что. И кое-что из серебряного века... все кое-что, нет никаких основательных знаний даже в литературе, - так оценила Алена свои познания и интеллектуальные сбережения и расстроилась.
Она забралась на диван, закуталась в плед и - тут же уснула.
- Ты бы сюда пригласила девочек, - сказала Ульяна Егоровна. Она помогала Алене благополучно преодолеть трудности незнакомой духовки, а потом они склонились к пирогу, стараясь достать его из большого противня во всей красе и нетронутости, и голос Ульяны Егоровны прозвучал глухо, и Алена неожиданно для себя пробормотала, что договорились без нее, что она узнала об ужине только на экзамене и даже не знает, сколько девочек придет, и совсем не помянула, что кроме девочек будут и парни и что, говоря откровенно, еще вопрос: для кого она так расстаралась с пирогом. Конечно, она и для подруг с радостью бы испекла пирог, и не один, но такие по размеру, чтобы спокойно поместились в сумку, а не устраивала себе головную боль: нести в руках и все думать, как бы не споткнуться и не надломить свое творение. И Алена чуть покраснела от мысли, что почему-то солгала Ульяне Егоровне, а впрочем, у них у обеих щеки пылали от нагретой духовки.
Пирог удался на славу и был украшением стола. Огромный, только что занимавший пол столешницы, он таял на глазах, оставляя почти нетронутыми винегреты и салаты и наполнял Алену горделивым удовольствием.
Девушки ели пирог, авторитетно оценивая и пышное тесто и румяную корочку, а ребята, те просто мычали набитыми ртами и раскачивали головами, что выражало их полнейшее одобрение пирогу.
Удовольствие от похвал и от предвкушения чудного вечера почему-то исчезало у Алены быстрее, чем пирог со стола: все было как-то не так... не так, как мечталось - никто не поставил на проигрыватель пластинку с музыкой Рахманинова... или Скрябина... никто не зажег свечи... За столом не вели тихую беседу о направлениях в искусстве, не делились творческими замыслами, не читали стихи... - ели, пили, говорили громко и разом об обычном: экзаменах, преподавателях, ремонте общежития, погоде, планах на лето, и планы все были обычные, не поездка на пленэр, не работа над собой - рыбалка, пляж, родительский огород, "халтурка" в каком-нибудь совхозе.
Ребята все подливали в стаканы вино, и все становились все шумнее, оживленнее, а Алене с каждым глотком и вино казалось все неприятнее на вкус, и голова все тяжелее...
