– …А вот Елена на своем пони в Форкосиган Сюрло – у нас там дом на озере. А вот Саша гладит своего. Ксандр. В смысле, Алекс.
«Ну и беспечный же он отец, этот Майлз-сан, если не помнит, как зовут собственного сына», – подумал Джин. В конце концов, мальчик-то всего один. Ему же не надо зачитывать целый список мальчиков, чтобы выбрать, кто сегодня самый непослушный, как дядюшка Хикару проделывал иногда с ним, Тецу и Кеном.
Однако пришлось признать, что пони великолепны. Один – серебристо-серый в яблоках. Другой – блестящий, темно-гнедой, с черной гривой, хвостом и «гольфами» на ногах и белой звездой на лбу. У обоих пони темные, умные, дружелюбные глаза, выражающие терпение к своим малолетним поклонникам. Мина выпучила глаза и раскрыла рот в совершенно неприкрытой зависти. Кругом – природа, необъятные пространства, множество животных: собаки, кошки, птицы на заднем плане многих из этих снимков. А что там, на вон тех, поросших лесами холмах? Кто знает, сколько еще всякой живности обитает там? И рыба в настоящем озере, а не в аквариуме в каком-нибудь, и, может, всякие ползучие чудеса местной природы в ручьях, бегущих в это озеро, – может, даже лучше, чем в самых дерзких Джиновых мечтах.
И все это для тех, других детей. Детей, у которых есть живой папа и живая мама. Как там всегда любил приговаривать дядюшка Хикару? Богатые – богатеют…
Это значит, что бедные – не богатеют. Он опять посмотрел на этих детей, на Майлза, такого гордого и счастливого, и понял, что Мина сейчас разревется. Да и у него самого в горле застрял ком – от зависти и непонятно откуда взявшейся злости. Ведь не мог же Майлз-сан скрывать все о своей семье только для того, чтобы так запоздало подразнить Джина.
– Я бы не осмелился не научить их верховой езде, – продолжал рассказ Майлз-сан. – Иначе призрак деда не оставил бы меня в покое. Правда, не могу сказать, что он меня и так не беспокоит. Форы ведь всегда были военным сословием, и в Период Изоляции тоже. Рыцари или бандиты – это с какой стороны посмотреть. В любом случае, верховые. Это традиция. – На последнем слове он сделал особенное ударение, словно оно отдавало во рту странным вкусом. – В наши дни – умение совершенно бесполезное, но мы его храним.
Тут Форлинкин сказал:
– Наверное, нам пора.
А Майлз-сан согласился:
– Угу.
И аккуратно припрятал стереокуб в карман, словно тот был невесть знает что. Оба вышли и отправились через сад к большому гаражу.
Джин и Мина переглянулись.
– Н-да… – сказала девочка. – Ну, я хотя бы насчет пони была права.
Она заморгала и потерла покрасневшие глазки.
Джин со злостью посмотрел на кучку денег, которая представлялась ему горой возможностей еще несколько минут назад.
– Все без толку, – решила Мина. – Да и вообще, зря размечтались. Наверное, надо просто вернуться к тетушке Лорне и дядюшке Хикару.
Бросить борьбу?
– Ты можешь возвращаться, – горько сказал он. – А я – нет. Хотя нет, тебе тоже нельзя – проболтаешься!
Мина взглянула на него с негодованием. Бросив лишь уязвленное «Ха!», она поднялась и отправилась в комнату наверх. А выходя из кухни, бросила через плечо:
– У двух пони восемь ног, так что вот так-то!
С этим Джин никак не мог поспорить.
* * *
Джин перебирал пальцами свою пачку новойен и подумывал, не отважиться ли ему перекусить. В это время на кухню забрел консульский клерк – Юуити зашел наполнить свою кружку зеленым чаем. Он склонился над столиком и уставился на Джина, который обеспокоенно задергался под пристальным взглядом.
– Вы ведь детишки Лизы Сато, активиста борьбы за криоправа, да?
– Э-э… и…
Джин подумал, что, будь это тайной, то Мэтсон-сан явно о ней знал.
Мэтсон-сан хлебнул чайку и нахмурился.
– Вообще-то, мне никто ничего не рассказывал… Знаешь, если хочешь, я вызову полицию за тобой и сестренкой, пока барраярцы не вернулись.
Джин вскочил, чуть не перевернув стул, и завопил:
– Нет!
Мэтсон-сан пролил горячий чай, выругался, поставил чашку на стол и вытер обожженную руку о брюки.
– Маму именно полиция и забрала! – объяснил Джин.
– Может, позвонить родственникам, если хочешь?
– Нет, это еще хуже!
– Гм… – Мэтсон-сан призадумался, – Так вы, детки, здесь… по своей воле, да?
