— Хочешь, я тебе найду коня?
В татарине сказывалась душа настоящего барантача. Если не для себя, то хоть для приятеля ему хотелось украсть ещё одну лошадь…
— Не… не привыкши… Мы отродясь в пехоте! — отбивался Левченко… — Да мне и способней овец подымать…
Он уже не чувствовал никакой боли от недавней лёгкой раны и ходил по долине как у себя дома.
В голове стада он отыскал старого барана с громадными закрученными рогами и погнал его… Вожак, нехотя, поднялся и медленно пошёл вперёд. Левченко спугнул других баранов, оба — Амед и татарин Мехтулин — старались, чтобы овцы не отбивались от стада. Тихо двинулось оно за первым… Бараны шли неохотно, бок к боку, сплошной массой. Отбивались только задние, но их подгоняли всадники. Маленькие ягнята путались между матками, попадая им меж ног, падая на землю… Двое или трое животных ушли было в сторону, но, следившая за своими крепостная Валетка, невесть откуда вдруг явилась на место действия и подогнала их.
— Ай да Валетка! Спасибо тебе, слуга верная! — радовался Левченко.
А тут вдруг к нему что-то подкатилось под ноги, радостно взвизгивая.
— Да и ты здесь?
Он узнал ту, которая всегда с ним ходила на охоту…
— Ну, братцы, теперь с полгоря… Лайка с нами. А она всё понимает как человек. Даже, поди, умнее другого человека…
Лайка сейчас же доказала всю справедливость этой аттестации. Она стала обегать стадо — так разумно, точно всю жизнь прослужила в овчарках. Она — с одной, Валетка — с другой стороны, всадники — позади погнали баранов быстрее. Блеяние молодых ягнят слышалось повсюду, но оно пропадало бесследно в тяжёлой тишине ночи. Амед думал, что всё обойдётся счастливо, и заранее радовался успеху… Он, завернувшись в бурку убитого Мехтулином пастуха, ехал себе, мечтая о том, как будут счастливы все в крепости завтра… И вдруг вдали послышались оклики… Татарин стал было вынимать ружьё из бурочного чехла, но Амед остановил его.
— Погоди… Их много…
Действительно, слышалось шесть или семь голосов. Стадо остановилось. Усталые и желавшие спать бараны начали валиться на землю и сбиваться в сплошную кучу.
— Ждите меня!
Амед смело ударил коня нагайкой и двинулся навстречу ехавшим.
По красному платью, и то, когда он подъехал близко-близко, он различил наиба… С наибом ехало человек шесть лезгин. По щёголеватому оружию Амед понял, что перед ним салтинцы. Зорко всмотрелся юноша в лицо наиба и вздрогнул. Он узнал кабардинского князя Хатхуа, своего дядю и кровного врага их рода в то же время. Но юноша недаром вырос в горах. Он равнодушно проговорил свой селям и спросил по-дидойски:
— Куда я еду, господин?
Дидойцы слывут дураками в горах, и потому Хатхуа со своими улыбнулись.
— Куда?.. Прямо к шайтану…
— Должно быть, ты с ним знаком, что так верно указываешь дорогу?!.
Хатхуа вспыхнул и схватил предполагаемого дидойца за руку.
— Осторожнее, горная собака! С тобой говорит князь Хатхуа…
Кровь ударила в лицо Амеду. Вся воспитывавшаяся в нём годами юности и семейными преданиями ненависть поднялась вокруг его головы одуряющим туманом. Но, зная, где он, и что делает, Амед быстро овладел собою.
— Прости, господин! Ночью все люди равны… Перед её тьмой как и пред Аллахом нет ни раба, ни князя… Я хотел спросить, где стоят салтинцы…
— Зачем их тебе? — выступил позади молодой человек, ехавший несколько боком в седле, по салтинскому обычаю…
— А ты кто?
— Я - салтинец… Пятисотенник Джансеид!
— Слышал я о тебе… Слышал… Старики в Салтах купили у нас стадо и послали своим… сюда. Мы шли пять дней, десяток баранов потеряли, но ещё сотни полторы осталось…
Амед знал, что салтинцы стоят на противоположной стороне лагеря, — и к тому месту надо пройти мимо крепости…
— Ты что же по ночам гонишь?..
— А русские?
— Русские! — презрительно вырвалось у Джансеида. — Они теперь как полевые мыши сидят в норе и только об одном и думают, как бы им не попасть в руки к нашим коршунам.
— Потом сам знаешь, — у нас работа, нам надо скорее вернуться. А бараны у вас отдохнут и завтра.
— Селим, покажи им, где наши! — приказал Хатхуа. — Да возвращайся скорее!..
Молодой человек отделился и поехал рядом с дидойцем, за которого он принимал Амеда.
