Очнулся в номере гостиницы. Так и не мог вспомнить, кто его сюда привез. Знал твердо одно — добраться сам он не мог. Его привезли, раздели, уложили в постель… Павлов вскочил. Раздели?! А деньги?! Не хватает ко всему еще остаться в чужом городе без денег… Но деньги оказались на месте, и он успокоился. Голова трещала невыносимо. Домой! К Клаве!.. Больше ом не в состоянии быть здесь один. Скорей! Скорее на вокзал…
Павлов вошел в квартиру, отперев дверь своим ключом. Клава вскрикнула от неожиданности, бросилась к нему:
— Жив… Слава богу! Я не знала, что подумать…
— Разве ты не получила мою телеграмму?
— Ничего я не получила, ничего…
— А фотоаппарат? Никодимов взял фотоаппарат?
— Никодимов арестован. К нам тоже приходили с обыском… Что вы с ним наделали, Митя?
— Мы сейчас же уедем. Собирайся! Где фотоаппарат?
— В шкафу…
Он бросился к шкафу, рванул дверцу. Вздохнул с облегчением, увидев фотоаппарат на месте. Хоть будет на что прожить первое время, пока он устроится на работу…
— Денег там уже нет, — сказала Клава. — Их взяли при обыске.
Павлов, сразу обессилев, сел. Клава подошла, обняла его голову, прижала к груди:
— Что это за деньги? Ты д о л ж е н сказать мне, Митя. Что это за деньги?
— Не сейчас… Я все скажу, Клава, только не сейчас. Уложи чемодан. Самое необходимое. Нам надо уехать немедленно.
— Ты хочешь бежать? — тихо спросила Клава.
— Называй это как угодно, только не теряй время!
Клава молча вышла из комнаты. Через минуту вернулась в шубке и платочке. Принесла его пальто, шарф, шапку.
— Одевайся, Митя.
— А вещи?
— Там они тебе не понадобятся.
— Где там? — резко сказал Павлов. — С ума сошла? Собирай вещи. Нам надо бежать. Б е ж а т ь. Понимаешь?
Клава с силой сжала его руку:
— Мы женаты пять лет, Митя. Из них четыре самые счастливые в моей жизни. И только этот последний, когда ты познакомился с Никодимовым, и вы начали выпивать, и у вас появились какие-то свои дела… я не знаю какие… мне было плохо. Мне было очень плохо, Митя, а ты даже не замечал. Но я люблю тебя. Я буду любить тебя всегда, хотя понимаю, что ты совершил что-то нехорошее. И все-таки я знаю, знаю, что не такой ты на самом деле. Не такой…
Боже мой, какая она маленькая и худенькая. Одни глаза и волосы остались от прежней Клавы. Светлые пушистые волосы и светлые прозрачные глаза. А он ничего не замечал. Все это время ничего не замечал… И шубка на ней совсем старенькая, вся вытерлась. У него было достаточно денег, чтобы купить новую… Но и этого он не сделал. Ах, Клава, Клава…
— Куда ты хочешь идти? — тихо спросил он. Понимал и все-таки спросил. Все-таки еще на что-то надеялся. Потому что, если Клава скажет, он пойдет. Теперь он знал, что пойдет. Если она скажет…
Она сказала. Он видел, что ей нелегко было это сказать. Но она сказала:
— В прокуратуру, Митя. — В передней раздался звонок. — Одевайся. Я открою.
Павлов надел пальто, шапку. Услышал, как хлопнула дверь. И горестный возглас Клавы:
— Опоздали…
В комнату вошел Дегтярев, оперуполномоченные, понятые.
— Вы арестованы, Павлов.
Павлов растерянно оглянулся на Клаву. Она стояла неподвижно. Как в столбняке.
— Вот и все, — сказал он. — Прощай, Клава.
С решимостью, которой он никогда не ожидал, Клава подошла к Дегтяреву. Голос ее звенел, но взгляд был открытый и ясный:
— Мы… Митя и я, мы уже оделись, чтобы идти к вам. Клянусь, я говорю правду!
* * *
На допросе Павлов чистосердечно сознался в четырех эпизодах. Назвал фамилии людей, их должности, сумму, которую получил. В этих эпизодах участвовал и Никодимов. Брал ли Никодимов взятки помимо него, Павлов не знал. Думает, что брал. Его собственное грехопадение, — он так и выразился «грехопадение», — произошло в прошлом году, вскоре после знакомства с Никодимовым. Никодимов подыскивал «клиентов» среди очередников района. Довольно долго изучал свою «клиентуру», вымогая взятки обычно у тех, кого можно заподозрить в нечестном приобретении денег. «Такие не побегут жаловаться в прокуратуру, — говорил ему Никодимов. — Они ее за версту обходить будут!»
«Показания Павлова о себе и Никодимове соответствуют объективным данным, которыми мы располагаем», — думает Дегтярев.
