Иногда для абсолютного счастья надо совсем немного... Куда это все потом девается, скажите же мне?
По пути меня посетила удачная, как тогда казалось, идея. Все так замечательно и я способен дарить тепло каждому встречному и поперечному, так почему бы не устроить этой Лиле, что потупив глаза, сидит рядом, маленький праздник. Ведь у нее то, никогда не будет такой замечательной жизни как у меня - что ее ждет, в конце концов - что бы ни было, наверняка это будет здорово отличаться от моей феерии чудес. Женская карьера удачное замужество, потом дети, пачкающие пеленки, орущие по ночам и разбивающие сердца, когда вырастают, потом внуки - то же самое, старость без всякого положения в обществе, без всякий перспектив для роста. Старость без смысла. Это ведь так убого!
Я чуть не прослезился. Что ж, пусть у нее будет хоть одно хорошее воспоминание.
Момент, когда рядом со мной, ее жизнь совсем ненадолго утратила обыденность.
У старого моста через речку я остановился, повернулся к спутнице и она посмотрела на меня чуть удивленно (и совсем слегка - испуганно).
- Послушай, - сказал я ей, - зачем тебе сейчас возвращаться домой? Что тебя ждет там? Пыльная душная квартира? Тихий ужин в семейном кругу? Что еще?
Она смотрела, не понимая.
- Почему бы тебе не оставить все это и не прогуляться по берегу? Сегодня чудесный вечер, редкий вечер - он просто создан для прогулок.
- Но мы же... собирались домой, - сказала она.
- Посмотри на реку, Лиля - сказал я, - посмотри, в ней отражается закат. И цветут вишни... ты чувствуешь?
О, эти сакуры в цвету... Как, оказывается, легко быть поэтом!
Она согласилась. Улыбнулась слегка недоуменно, когда мы вышли из машины и пошли прочь от моста, спускаясь вниз к реке - незапланированная прогулка, спонтанная, и оттого наиболее привлекательная.
Это был очень приятный вечер. Приятный с любой точки зрения. Мы шли вдоль берега - наш был зеленый, с дачными участками, за покосившимися штакетинами которых цвели вишни и яблони. Солнце садилось, стояла тишь, шла мелкой рябью вода. Помню, что я много говорил - на меня нашел короткий период созерцательного настроения и я все указывал своей спутнице скрытую красоту вещей, в тот момент это очень легко было делать, при этом ощущая себя наподобие детского воспитателя, неразумное чадо которого под чутким руководством делает первые ошеломляющие открытия.
- Смотри, - говорил я, - смотри, как идет рябь по воде. Как верхние прозрачные слои, скрывают темные нижние. Внизу совсем другие течения. Видишь, как меняется свет на изломе?
Она молча внимала - чего у нее было не отнять, так это умения слушать качество, безусловно, необходимое для того, кто собирается жить со мною рядом.
- Смотри, какой закат. Сейчас он нежного розового оттенка. Закат красив, хотя он и предвещает наступление тьмы - это увядание дня, но вместе с тем знак умиротворения, отдохновения. Знак покоя. Что ты больше любишь, закат или рассвет?
- Я люблю день, солнце... - сказал она, и я снисходительно улыбнулся и взял ее за руку, (непроизвольно, честное слово, просто уже довольно плотно вошел в роль доброго покровителя. Как же я тогда собой гордился! Ну еще бы, столько усилий, дабы произвести впечатление на одну единственную персону!)
Так мы и брели вперед - я вещал романтический бред, большую часть которого выдумывал на ходу. Думаю, Лиле я показался очень чувствительной и тонкой натурой. О том, что чувствительность и тонкость плохо сочетаются с желанием повелевать и властвовать, она не знала - для этого надо хорошо разбираться в людях.
К слову сказать, на другом берегу речки, соседнем от того, на котором я вещал о скрытой красоте вещей, в этом время тянулись угрюмые кирпичные развалины, ржавые насосные станции и мусорные кучи, исполняющие роль городской свалки. Но это совершенно не портило впечатления, потому что красота была вовсе не в водной ряби и нежной невысокой майской траве, а в том кто ее созерцает. То есть во мне.
А я уже мог передать ее девушке, что шла рядом. Наверняка без меня она бы увидела только эти мусорные кучи.
