Институт крестьянских общин лишь усугублял создавшееся неблагополучие, искусственно удерживая у земли тех, кому (с экономической точки зрения) до нее не было никакого дела. В деревне господствовало устаревшее, докапиталистическое, в основном натуральное хозяйство, некоторые элементы которого остались глубоко внедренными в российскую экономическую систему. Наличие общины мешало повсеместно проникающим в деревню капиталистическим формам хозяйствования поднять сельскохозяйственное производство на более высокий, более эффективный уровень. В силу чего, отторгаемые общинной системой, они свелись к грубой эксплуатации: сельский капиталист, кулак, не имея возможности, по причине законодательных ограничений на покупку-продажу земли, стать настоящим сельским предпринимателем, занялся выжиманием денег из односельчан и накопительством.
Единственным реальным выходом из создавшегося положения была скорейшая индустриализация. Ход рассуждений Струве, опиравшегося на идеи Мальтуса, Листа, Маркса, Брентано и Скворцова, был следующий: чтобы улучшить положение крестьянства, Россия должна привести свое сельское хозяйство к более рациональному виду, то есть сделать его более продуктивным. Подобная рационализация нуждается в стимуле — повышении спроса на сельскохозяйственную продукцию. А это повышение, в свою очередь, требует перемещения значительной части сельского населения в город. Каждый покинувший деревню и влившийся в городскую армию рабочего резерва крестьянин становится потенциальным покупателем продовольственных товаров и, таким образом, участвует в создании товарного спроса, необходимого для борьбы с российскими аграрными бедами.
Массовый голод также способствовал ускорению процесса переселения из деревни в город, и в силу этого, по мнению Струве, его тоже можно было считать экономически прогрессивным. Поскольку он согнал с земли обнищавших, неэффективных производителей, повысил спрос на продовольствие и отдал землю под контроль сильных, экономически дееспособных крестьян. Нет сомнения, писал он, что сельская «классовая дифференциация» принесла с собой большие страдания, но в длительной перспективе она была выгодна для всех. В будущем все это обещало привести к существенному повышению уровня жизни в стране.
Струве считал «предрассудком» идею, в свое время пропагандируемую Герценом и Бакуниным, о том, что русский крестьянин по своей природе является социалистом, и уже как к совершенному «сумасшествию» относился к убеждению, которого придерживались как радикалы, так и консерваторы, что все крестьяне должны держаться за землю. В 1892 году ему случилось прочесть незадолго до того опубликованную и относившуюся к 1860-м годам переписку Герцена и Тургенева. Обнаружив в письмах Тургенева подтверждение своего собственного мнения, что русский крестьянин по природе — не социалист, а мелкий буржуа, и что Россия неизбежно должна пойти по западному пути, а не по некоему особенному, выдуманному ею самой, Струве пришел в состояние восторга[163]. После знакомства с этой перепиской он стал смотреть на растущее противостояние между социал-демократами и их радикальными оппонентами не только как на историческое продолжение спора между Марксом и Энгельсом и «социалистами-утопистами», но и как на обновившийся в новых условиях спор между российскими западниками и славянофилами.
Разрушение старого порядка в деревне неизбежно — к такому выводу пришел Струве. Крестьянские общины находились уже при последнем дыхании. То, что они еще существовали, объяснялось двумя факторами: недостаточно развитым чувством частной собственности у крестьянина и устаревшей системой налоговых сборов. Но оба эти фактора не могли долго существовать. Приток денег в деревню, ставший возможным благодаря железным дорогам, пробудил в русских стяжательские инстинкты и желание обзавестись самостоятельным хозяйством. В то же время усиление денежного кругооборота должно было побудить правительство к модернизации налоговой системы. Россия гигантскими шагами двигалась к той форме экономической жизни, в которой доминировал товарообмен. Никто не мог помешать этому процессу идти своим естественным путем — ни правительство, ни интеллигенция. При сохранении перенаселенности в деревне, на чем настаивали «друзья народа», вложение денег в сельское хозяйство превращалось в бесполезное расточительство: продолжение инвестиций означало продление бед и страданий. Самое лучшее, что можно было сделать — ускорить неизбежное, «облегчить родовые муки российской капиталистической экономики» принятием соответствующего трудового законодательства и других подобных мер, которые гарантировали бы, что отчуждение от земли большой массы мелких сельских производителей будет сопровождаться для них наименьшими, связанными с этим процессом, страданиями и болью
