Именно к ней сейчас и прикован взгляд Крейга. На мне свободная голубая футболка и летящая юбка в пол. Абсолютно консервативно. Видно только мои руки и шею. И все равно Крейг не может оторвать взгляд от моей груди. Меня тут же это раздражает. Он подходит ко мне совсем близко, так, что я чувствую запах пива в его дыхании и вижу вожделение в его глазах.
— Давай же, Грей, покажи мне свой танец, — Крейг кладет руки на мои бедра.
Я замерла, потому что никто никогда так до меня не дотрагивался. Как мне ответить? Часть меня это нравится, но другая часть меня понимает, что это грешно. Похотливому грешнику в моей душе нравится это.
Резко вдохнув, я вырываюсь из его цепкой хватки:
— Это вряд ли, Крейг.
Он смеется, словно я заигрываю с ним. Он следует за мной, напирая, находясь вплотную ко мне. До того как я успеваю сообразить, его рот соприкасается с моим, я чувствую кислое пивное дыхание со слабым запахом его тела. Мимолетная секуда контакта, и я сопротивляюсь. Я отталкиваю его, чуть не падая назад, и с силой даю ему пощечину. Ничего не сказав, я убегаю в дом и закрываю за собой передвижную стеклянную дверь во внутренний дворик.
Через открытое окно мне слышен голос Дэвин:
— Она не такая, Крейг. Не трогай Грей Амундсен. Ты что, не знаешь, кто ее отец?
— Кто? Почему я должен знать? — слышу я его ответ.
— Эрик Амундсен. Пастор Современной Баптистской Церкви Макона.
— Это не та огромная церковь на семьдесят пятом шоссе?
— Да. Это его отец. Она дочь пастора. Она не та девушка, с которыми развлекаются на вечеринках. Так что забудь. Забудь про нее.
— Отстой, — бормочет Крейг, — она потрясающая.
— Ну, она не для тебя. Иди, подкатывай к Аманде.
Крейг смеется:
— Да, конечно. Каждый парень в Маконе младше двадцати пяти трахнул Аманду. Я к ним не присоединюсь.
Дэвин тоже смеется:
— Значит, ее легко заполучить, верно?
— Легко заполучить герпес, ты хочешь сказать, — я слышу перемену в его голосе. — А что насчет тебя, Дэв? Какая ты девушка?
Дэвин не сразу отвечает. Не могу поверить, что она купилась на такую хитрость, но ее голос стал низким и хриплым:
— Принеси мне выпить, и тогда, может быть, узнаешь.
Я направляюсь в дом, не желая больше слушать.
Я пропускаю следующую вечеринку у Дэвин, думаю, она понимает, почему. Тот разговор, правда, все лето не выходит у меня из головы. Я недоступная девушка. Я — дочь пастора. Я недоступная не из-за того, что они уважают мои взгляды на брак, или из-а того, что я такая, а из-за папы. Дэвин была права в том, что я не такая девушка, но это не значит, что я была так уж против приставаний Крейга, — по крайней мере, пока он не набросился на меня с поцелуем. Мне понравилось быть желанной.
* * *
У меня было много дополнительных занятий в первые три года в старшей школе, поэтому в выпускном классе в моем расписании оказалось много окон, в которые я ходила на факультативы. Я пытаюсь выбрать те занятия, которые интересуют меня, но там нет ничего подходящего. Я уже пробовала заниматься фотографией, актерским мастерством, журналистикой и танцами. Я не хочу идти на них снова, кроме, возможно, актерского мастерства. Было весело выходить на сцену, притворяться и играть. Еще веселее было смотреть на других. Каждому из нас даже разрешили поставить собственную сценку, и с этим я блистательно справилась.
Семестр пролетает незаметно. Большая часть уроков скучные, трудные и унылые. Все, кроме занятия по кинематографии. Мы смотрим фильмы, анализируем их, обсуждаем кино, операторскую работу, причины, из-за которых для каждой сцены требуется целый десяток дублей. Что-то в этом цепляет меня. Слушать, как мистер Роковски рассказывает о съемках таких фильмов, как «Призрак» и «Грязные танцы», о том, каково это — быть частью чего-то такого важного, культового... Мне нравится это, нравится каждая история, которую он рассказывает. Я упиваюсь фильмами. Мне нравится видеть, сколько всего есть в кинокартине, что может заставить тебя переживать, вроде музыки на фоне или угол съемки, или как камера переходит с одного персонажа на другого. Это манипуляция со светом, звуком и чувствами. Каждый фильм — магия. Это прямо как танец для меня. Когда я танцую, я теряю себя. Я могу быть кем угодно, делать что угодно. Я могу говорить, что думаю, чувствую. С фильмами я могу потеряться в другом мире, в жизни других людей с проблемами, отличными от моих.
