— А если проиграешь?
— Откажусь от своего будущего места на Олимпе.
— И ты готов рискнуть провести вечность в царстве Аида беспамятной и бесплотной тенью ради одного человека, которого ты толком и не знаешь?
— Готов.
— Почему? Это же просто глупо!
— Потому, что я именно тот, кем ты хотел меня видеть Я — герой. А герою это не кажется глупым.
— Ну а если я не отвечу на твой вызов и не выставлю бойца?
— Тогда смертные узнают, что сами боги Олимпа дрогнули перед Гераклом.
— По-моему, ты зарываешься, сын.
— А мне кажется, что ты раздуваешь из мухи слона, — сказал Геракл. — От одной амфоры нектара силы Олимпа не убудет.
— Допустим, — сказал Зевс. — Только допустим, что я соглашусь. И на чём же ты предлагаешь биться?
— Мне всё равно. Можно на мечах, на луках, на копьях, на колесницах, просто на кулаках…
— Кого бы я ни выставил против тебя и чем бы ни закончился ваш поединок, в итоге я потеряю одного члена семьи, — сказал Зевс.
Геракл пожал плечами:
— Я не боюсь смерти. А боги, как мне всегда казалось, не ведают, что это такое.
— Это было до того, как они узнали тебя, — сказал Зевс. — Впрочем, мне кажется, что я вижу выход. Ты примешь любой поединок, если я дам согласие на него в принципе?
— Да, — сказал Геракл. — Приму любой.
— Тогда это будет командное соревнование, — сказал Зевс. — Вас же тут трое? И я выставлю против вас троих младших богов.
— Минуточку, это нечестно, — запротестовал Силен. — Я вообще тут случайно оказался. Я этих двоих парней впервые вижу. И я слишком молод, чтобы умирать.
— В том-то и прелесть, что умирать никто не будет, — сказал Зевс. — Завтра утром против вас выйдут Аполлон, Дионис и Гермес. Прямо здесь. Это будет песенное состязание.
— Песенное состязание с Аполлоном, и в итоге никто не умрёт? — недоверчиво спросил Силен. — Сколько он застрелил из своего лука аэдов, которым присудили победу в состязании с ним, со скольких сатиров содрал он шкуры…
— В этот раз ничего подобного не произойдёт, — сказал Зевс. — Я вам это гарантирую.
— А судьи кто? — вопросил Силен.
— Суд будет справедливый и беспристрастный, — сказал Зевс. — Высшая инстанция, так сказать. Я.
— Согласен, — сказал Силен и протянул богу правую руку для пожатия, но тут же испугался своей наглости и спрятал её за спиной, словно с рукой могло случиться что-то нехорошее.
— Согласен, — сказал Геракл.
— Я не умею петь, — сказал Реджи, когда Зевс отбыл обратно на Олимп и они вновь остались втроём, наедине с остывающим шашлыком и согревающимся вином. — Очень ценю вашу поддержку, но должен существовать какой-то другой способ…
— Мы бросили вызов, и вызов был принят, — сказал Геракл. — Пути назад уже нет.
— Но я не умею петь.
— Фигня, — сказал Силен. — Я умею.
— Да, я слышал, — язвительно сказал Реджи.
— Я хорошо пою, — сказал Геракл. — Меня этому учили. Кроме того, ты неправ, и Силен может принести нам огромную пользу. Диониса и Гермеса можно не принимать в расчёт. Один всегда пьяный и поёт на уровне Силена, у другого слишком слабый голос. Они обычно выступают в качестве бэк-вокала. Зато у Аполлона абсолютный слух.
— И что? — спросил Реджи.
— Он терпеть не может, когда фальшивят, — сказал Геракл. — Стоит только Силену исполнить одну из своих любимых песен, и Аполлон признает своё поражение лишь бы не длить эту пытку.
— Таки я не понимаю, почему люди так восхищаются «Битлз». Мелодии никакой, фальшивят безбожно, плюс ко всему у их солиста какой-то странный акцент.
— А где ты их слышал?
— Да мне Рабинович вчера напел по телефону.
Из народного творчества
Питер Гриффин мучился от похмелья, которое оказалось много сильнее всех похмелий, которые он когда-либо испытывал в своей жизни.
Нет, по его голове не били молоточками зловредные гномы. Они надели сапоги со стальными набойками и играли в футбол, гоняя кирпич.
Он не думал, что у него во рту сдохла крыса. Он подозревал, что там поселилось целое семейство живых скунсов.
Ему не казалось, что от любого неосторожного движения его глаза могут вылететь из орбит и растечься по полу. Глаза уже давно провалились внутрь черепа, и Питеру приходилось смотреть на мир через ноздри.
