— Да что уж говорить: даже собака от сизого мора издохла! — заявил Маляр. — Лежала в пруду вся синяя, бедолага.
— Причем тут мор? — возразила старуха Мэй. — Это собака сапожника, она утонула в пруду. Вся улица знала, что псина плавать не умеет! А что синяя — так она и при жизни была синяя. Порода такая…
Посовещались, убрали собаку из списка жертв.
А вот что еще удивительно: прачкина падчерица с Медовой — та, что гуляла с лошадниками, — осталась жива-здорова. Казалось, ей бы первой на Звезду отправиться — но нет. Как вертела хвостом перед мужиками, так и вертит до сих пор. Если, конечно, в Ниаре еще кто из мужиков остался…
— На что похож этот сизый мор? — спросил Вихорь, слуга и конюх торговца. — Как он себя показывает?
Беженцы охотно поведали во всех подробностях.
Сперва человеку становится зябко, вроде как холодок пробирает. Но коли оденешься и сядешь у огня, то ничего. На второй день становишься вроде как уставший: берешься за работу — не идет, поднимаешь ведро воды — пот течет. Это тоже можно пропустить, мало от чего человек уставший. На третий день синеют губы — вот это уже скверный признак. У кого "синий поцелуйчик" на устах, от того лучше держаться подальше, и даже не говорить с ним. Кто его знает, как хворь переносится: а вдруг со словами?.. После губ начинают синеть пальцы и нос, и сизые круги под глазами появляются. А кожа — бледная, что полотно, и человека всего трясет от озноба, будто в лихорадке. Тогда уже, считай, не жилец. И точно: день на пятый-шестой начинает задыхаться, ловить воздух ртом, как рыба, и глаза выпучивать. Похрипит вот так ночку, а на утро глаза помутнеют, зрачки закатятся — и прощай.
Постоянные разговоры о мертвецах вскоре надоели Хармону, он окрысился:
— Что вы все тоску нагоняете, а? Какой прок от этих похоронных песен? От этого что же, мор прекратится?! Скажите лучше, как его лечить, коли такие умные!
Вопрос не поставил беженцев в тупик. У каждого имелся свой надежный метод, испытанный на паре-тройке покойников.
— Мор надо лечить серебром, — утверждала старуха Мэй. — Истереть агатку в порошок, размешать с вином и в три захода выпить. Серебро — благородный металл, он внутренности чистит. Мне лекарь говорил. Ученый лекарь, знающий — носил птичий клюв и маску.
— Ерунда это! — ворчал Маляр. — Не агатки тереть, а молиться нужно. Прочесть шестнадцать молитв Праматерям и девяносто шесть — Праотцам. Коли успеешь, то исцелишься. Грамотному оно проще: взял в церкви молитвенник и давай, страницу за страницей… А нашему брату, неграмотному, беда: где же наизусть сто двенадцать молитв заучить? Потому я сбежал из Ниара и внучка прихватил…
— А я слышала, — говорила Дженни, — надо хворого в ледяную баню посадить. Хворь боится холода, когда человек мерзнет, она уходит.
— Опять ты все напутала, — вставляла Пенни, — ледяная баня — это от безумия! А от сизого мора, наоборот, жара спасает. Садят хворого в парилку и греют, пока с него семь потов не сойдет. Мор с потом и выходит!
Даже Кроха высказалась! Она была так мала, что говорила с трудом. Дженни и Пенни присматривали за нею.
— Пледмет надо! Пледмет!
— Нет, деточка, — возразил Хармон, — уж Предметы точно не помогут. Мне священник сказал, мудрый человек: Предметы молчат. Праматери умели с ними говорить, а теперь уж никто не умеет.
— Маловато святости в этих ваших священниках, — хмуро сказал Маляр. — Коли истинно святой человек взял бы Предмет в свои руки, то мигом любую хворь исцелил бы! Но ничего, помяните мое слово: владыка наш Адриан займется этим. Вот уж поистине светлый человек! С ним-то любой Предмет заговорит!
— Твой любимый владыка — греховник, — фыркнула старуха Мэй. — Со своими этими рельсами невесть во что государство превратит! Сколько лет хорошо жили, как тут явился Адриан — и нате, давай все с ног на голову переворачивать!
— Владыка займется хворью и непременно исцелит, — стоял на своем Маляр. — А покуда он сам делами занят, то прислал в Ниар своего ы… и… эмиссара.
— Верно, эмиссара и мы видели! — сказали Дженни и Пенни. — Красивый такой приезжал, в красной карете!
Немного поспорили о значении слова "эмиссар". Решили, что это титул — выше рыцаря, но ниже барона.
