От группы людей на юте отделился один матрос и направился к рубке. Он остановился в нескольких шагах от Нагорного.
Настороженно, но с интересом Андрей рассматривал этого человека из другого мира, его мужественное лицо.
Матрос улыбнулся и, ткнув себя в грудь, сказал:
— Я — Хугго Свэнсон!
Нагорный молчал: он был на посту.
Хугго Свэнсон вынул норвежскую с крышкой трубку, набил ее табаком и ловко раскурил на ветру.
После того как Ясачный в машинном отделении тщательно осмотрел все три двигателя, он обратил внимание капитана Клебанова на Траммэра. Механик сидел на рундуке с ветошью, в то время как рядом стояла удобная разножка.
— Встаньте с рундука! — сказал Клебанов.
Лоусон перевел обращение капитана. Механик неохотно поднялся и отошел в сторону.
Подняв крышку рундука, Клебанов увидел медный шлем и еще мокрую водолазную рубаху.
— Та-ак… Интересно, — протянул Ясачный. — Неужели успели? — и, проверяя догадку, провернул вал среднего винта.
— Вы же сказали, что самостоятельно двигаться не можете? — напомнил Клебанов Лоусону и решительно потребовал: — Предъявите судовые документы!
— Прошу в каюту, — показал рукой на трап Лоусон.
— Машинное отделение будет также закрыто. Пусть механик поднимется наверх, — приказал Клебанов.
Лоусон перевел приказание, и Траммэр, накинув на плечи меховую тужурку, пошел к трапу.
Закрыв дверь в машинное отделение, мичман Ясачный поднялся на палубу последним.
Каюта Лоусона была небольшой. Полированная панель и мебель красного дерева, матовые плафоны освещения, шелковые занавески на иллюминаторах — все свидетельствовало о том, что на отделку «Бенони» не скупились.
Открыв тумбу письменного стола, Лоусон выдвинул несгораемый ящик, достал судовую роль и передал Клебанову.
Список немногочисленной команды мотобота был по форме заверен портовой администрацией Нурвогена.
Конечно, агент, предназначенный для заброски, если он находился еще на борту «Бенони», скрывался под вымышленным именем, и все-таки надо было знать все восемь имен и фамилий по этому судовому списку.
Клебанов обладал хорошо тренированной, профессиональной памятью. Прочитав несколько раз список, он захлопнул папку, мысленно проверил свою память и сказал:
— Прикажите всем людям собраться на юте и распорядитесь, чтобы они приготовили мореходные книжки.
Затянувшееся пребывание осмотровой группы в каюте Лоусона вызвало у Нагорного чувство тревоги.
Прошло еще несколько минут. Заряд, выстрелив с особенной яростью последние залпы снега, затих. Проглянуло по-весеннему голубое небо.
Нагорный бросил взгляд на море и увидел в пяти-шести кабельтовых «Вьюгу». Отрабатывая на малых оборотах, строго сохраняя дистанцию, корабль держался с наветренной стороны; он был здесь, рядом с ними.
На прожекторную площадку «Вьюги» поднялся сигнальщик и просемафорил вызов.
Нагорный крикнул матросам на юте:
— Вызвать командира! — Но никто из членов экипажа не двинулся с места.
«Или они не понимают по-русски, или ветер относит мои слова», — подумал Нагорный и дал из автомата два выстрела в воздух.
На звуки выстрелов выбежали капитан Клебанов, Ясачный и Лоусон.
— Товарищ командир, с корабля нас вызывают по семафору! — доложил Нагорный.
Лоусон скрылся за дверью каюты, а мичман поднялся на мостик и ответил на вызов.
Сигнальщик быстрыми взмахами флажков передавал запрос командира. Он торопился: с северо-востока с огромной скоростью надвигалась новая черная полоса заряда.
Наблюдая в бинокль за сигнальщиком, Ясачный читал семафор.
В учебном отряде Нагорный изучал семафорную азбуку, но в таком быстром темпе он не успевал читать передачу.
Наблюдая за верхней палубой, Андрей увидел Лоусона, который из двери своей каюты через бинокль следил за семафором.
— Товарищ мичман, — тихо доложил Нагорный, — капитан «Бенони» следит за передачей. Видно, он читает семафор не хуже вас.
— Эта передача для него и организована, — усмехнулся Ясачный и, отвечая на запрос сторожевика, писал:
«НЕПОДЧИНЕНИЕ «БЕНОНИ» ПРИКАЗУ ЗАСТОПОРИТЬ МАШИНУ НИЧЕМ НЕ ОПРАВДАНО, СУДОВЫЕ ДОКУМЕНТЫ В ПОРЯДКЕ, ДОСМОТР ПРОДОЛЖАЕМ».
Здесь, на «Бенони», солнце еще слепило глаза, а сторожевой корабль уже обволакивала снежная мгла. Мичман едва успел закончить передачу семафора, как первый порыв ветра и снега с воем и свистом промчался по палубе мотобота.
