Разумеется, сплетни об этом вихрем пронеслись по светским гостиным столицы. Не миновали они и ушей Прасковьи Брюс, которые были вообще-то постоянно насторожены, а уж когда речь заходила о Елене Куракиной – и подавно. Графиня Брюс Елену терпеть не могла – прежде всего, за исключительную красоту, конечно. Ну, а кроме того, их пути слишком часто пересекались в одних и тех же постелях, и порою любовники – мужланы!!! – доходили до того, что осмеливались сравнивать стати и внутренние качества Прасковьи и Елены – увы, не всегда в пользу графини Брюс…
Прасковья положила себе во что бы то ни стало отбить у Елены Степановны этого черноглазого красавца, которым восхищался весь Петербург. Отбить не отбить, но для начала хотя бы затащить его в свою постель. Сделать это никакого труда не составило, и вот тут-то Прасковья совершила вдруг потрясающее открытие: да ведь этот Григорий – именно то, что она ищет для дорогой подруги Като!
И, едва разомкнув объятия, она ринулась к великой княгине, чтобы сообщить радостную весть: Господь явил свою милость и послал-таки ей желанного героя!
Екатерина вскинула брови и недоверчиво уставилась на подругу:
– Брат Алексея Орлова? Ну что ж, посмотрим… А где бы, кстати, на него посмотреть?
– Гришка запросто вхож в покои великого князя. Да и живет теперь рядом с Зимним дворцом, в доме банкира Кнутцена. Там поселили пленного Шверина, ну а поскольку Гришка по-немецки шпарит, как истинный шваб, его и определили на житье поближе к Шверину – якобы толмачить для высокопоставленного пленника. Говорят, впрочем, что сильно Петр Иванович Шувалов на Гришку жаловался и молил убрать его с глаз Еленки Куракиной, дабы слишком не соблазнялась, – торопливо рассказывала Прасковья.
Узнав, что Григорию Орлову симпатизирует Петр Федорович, Екатерина едва не отказалась от намерения с ним увидеться. Однако Прасковья, которая ни на миг не сомневалась, что Григорий Орлов – то, что нужно, принялась расписывать его стати и достоинства (особенно постельные) такими красками, что Екатерина почувствовала почти неодолимое желание не только увидеть Орлова, но и убедиться в истинности описаний дорогой подруги.
Бросив один лишь взгляд на Григория, она поняла, что Прасковья в очередной раз оказалась права. Вот так и начался невероятный роман двадцатипятилетнего Орлова и тридцатилетней Екатерины – с легкой руки графини Прасковьи Брюс. Что и говорить, называя себя на пороге смерти путеводной звездой молодой Екатерины, Прасковья Александровна не слишком-то заносилась. И если Григорий Орлов со товарищи привел Екатерину на престол, то разве не было в этом и немалой заслуги Прасковьи Брюс?
Однако по пути к престолу Екатерине предстояло преодолеть еще немало препятствий. Одно из них состояло в том, что она опять почувствовала себя беременной.
Когда у нее был еще роман с Понятовским, муж порою навещал ее ложе, поэтому рождение дочери Анны (вскоре умершей) было воспринято Екатериной более или менее спокойно: от отцовства он не отрекался. Но теперь… теперь Петр всецело увлекся Воронцовой и другими дамами и забыл дорогу в спальню жены. Однако Екатерина ни за что не хотела избавляться от ребенка и решила родить его во что бы то ни стало. С помощью корсета и различных портновских ухищрений она скрывала изменения фигуры, однако роды скрыть было затруднительно. И чем ближе подходил их срок, тем больше она волновалась.
Екатерина плакала в уверенности, что пропала. А ее камердинер Василий Шкурин непрестанно успокаивал – он-де все для нее сладит, как надо, пусть она не изволит беспокоиться, – однако намерения свои не открывал.
– Да что нам, Петра Федоровича в комнате запереть, чтоб носа в спальню Като не сунул? – раздраженно воскликнула наконец Прасковья Брюс.
– Никого нигде запирать не понадобится, – решительно отвечал Василий. – Я сделаю так, что во время родов твоих, государыня, его величества во дворце не будет. Оставлю при тебе сына своего Сергея. Лишь только почувствуешь, что время твое приходит, скажи ему: «Вы-де мне больше не надобны», – и вели ко мне ехать.
– А ты где будешь? – непонимающе спросила Екатерина.
